Волчья Луна. Йен Макдональд

Маккензи, цяньсуй[8], – говорит Робсон.

      – Цяньсуй. Манеры Корта как они есть. Вы, бразильцы, всегда были льстивыми. У австралийцев нет изящества. Береги себя, Робсон Корта. Вас осталось немного.

      Робсон сжимает пальцы правой руки и опускает голову, как его научила мадринья Элис. Леди Сунь улыбается от такой демонстрации этикета Корта. Рука обнимает Робсона за плечи; он морщится от боли. Дариус уводит своего приятеля дальше, в глубь вечеринки.

      – Они теперь будут говорить о политике, – объясняет он.

* * *

      Робсон чувствует запах Роберта Маккензи до того, как видит его. Антисептики и антибактериальные средства лишь маскируют мочу и дерьмо. Робсон улавливает маслянистый, ванильный запах свежей медицинской электроники; сальные волосы, застарелый пот, дюжина грибковых инфекций и еще дюжина противогрибковых препаратов, которые с ними борются.

      Подключенный и помещенный в свой аппарат взаимодействия с окружающей средой, Роберт Маккензи обитает в зеленой, полной шепчущих папоротников перголе в центре сада. В папоротниках чирикают и кружатся птицы, мелькают яркие цветовые пятна. Они – яркость и красота. Роберт Маккензи – человек, поправший возраст, поправший биологические ограничения. Он сидит на троне из насосов и очистителей, проводов и мониторов, источников электропитания и капельниц с питательными растворами; не человек, а кожаный мешок в самом центре пульсирующего клубка трубок и проводов. Робсон не может на него смотреть.

      Позади Роберта Маккензи – тень за троном – Джейд Сунь-Маккензи.

      – Дариус.

      – Мама.

      – Дариус, опять вейпер. Нет.

      Существо в кресле каркает и конвульсивно содрогается, издавая сухой смех.

      – Робсон.

      – Сунь цяньсуй.

      – Ненавижу, когда ты так говоришь, я от этого кажусь себе своей двоюродной теткой.

      Теперь раздается голос существа на троне, такой медленный и скрипучий, что Робсон сперва не понимает – обращаются к нему.

      – Молодец, Роббо.

      – Спасибо, во. С днем рождения, во.

      – Это не комплимент, мальчик. И ты Маккензи, так что говори на долбаном королевском английском.

      – Прости, дед.

      – И все же хороший трюк – упасть с высоты в три кэмэ и уйти на своих двоих. Я всегда знал, что ты один из нас. Ты хоть что-то с этого получил?

      – Что?

      – Киску. Член. Ни то ни другое. То, что тебе нравится.

      – Мне всего лишь…

      – Возраст – чепуха. Из всего извлекай выгоду. Так делают Маккензи.

      – Дед, могу я тебя кое о чем попросить?

      – Это мой день рождения. Я должен быть великодушным. Чего ты хочешь?

      – Трейсеры… вольные бегуны. Ты не станешь их преследовать?

      Роберт Маккензи вздрагивает от искреннего изумления.

      – С чего бы мне так поступать?

      – Потому что они там были. Маккензи мог умереть. Отплати три раза, так заведено у Маккензи.

      – Верно, Роббо,

8

Qiānsuì – букв. «тысяча лет»; уважительное обращение к члену императорской семьи (кит.).