Круг замкнулся. Наташа Кокорева

старшая ученица. Плотно закрыла за собой дверь, повесила тулуп на крюк и, едва сполоснув руки и лицо, занялась у очага: подкинула щепы, чисто вымела плоский камень, натерла жиром, достала с опары тесто, и скоро запахло свежими лепешками. По обыкновению безмолвная Горлица проворно переворачивала румяные кругляши, спокойно и выверенно. Не ссутулится, нагибаясь над очагом, не вскрикнет, случайно коснувшись огня, не улыбнется заслуженной похвале.

      После завтрака тетушка Мухомор вытащила связку оберегов. Белянка пригляделась – охотничьи: колючки чертополоха, перья ястреба и клыки вепря, сплетенные кожаными шнурками, чтобы стрелы были меткими, глаза зоркими, руки сильными.

      – Белянка, отнеси это Стрелку, – попросила ведунья.

      В груди гулко ухнуло, и часто-часто застучало в ушах.

      – Я могу отнести! – подскочила Ласка.

      Белянка стиснула зубы, но ее спасла тетушка Мухомор:

      – А тебя матушка домой просила зайти. Мы с Горлицей только оттуда, что-то козы у Боровиковых запаршивели.

      Ласка поджала губы, а Белянка с радостью забрала обереги, накинула тулуп и выбежала за дверь. Раскинув руки, она поднялась на цыпочки – скрипнул старый порог – и зажмурилась. В грудь ворвался запах хвои и влажной земли. По ресницам рассыпалось веером радуг солнце.

      Избушка ведуньи стояла на холме под старой сосной, и деревня просматривалась как на ладони. Внутри крутой излучины реки – с юга на запад – пестрела Большая поляна зеленью и синими подснежниками, будто ветер разбрызгал по земле небо. От поляны вились утоптанные тропинки, петляли вокруг деревьев от одной землянки с травяной крышей до другой, огибали холмы и овраги, тянулись к прогалинам. У воды меловыми брусьями белела гончарная мастерская Боровиковых, а в остальном сложно было отличить, где заканчивалась деревня и начинался нетронутый лес.

      Белянка побежала по склону. Хлюпали талым снегом деревянные подошвы, брызги летели из-под пяток, а глаза слезились – до того ярко блестела широкая река. Ветер свистел в ушах, и казалось, что можно подпрыгнуть, расправить руки и взлететь. Подняться высоко-высоко над верхушками сосен и увидеть весь мир. Яркой лентой будет виться река, чернеть зимним сумраком лес, горы будут вгрызаться в небо как волчьи зубы, и где-то далеко-далеко, за краем мечтаний, взвоет яростным штормом море.

      – Зашибешь! – раздался крик, и Белянка едва успела увернуться от Русака, но тот все равно с перепугу врезался в дерево.

      – Куда так несешься? – он обиженно откинул рыжий вихор со лба, потирая ушибленное плечо.

      Уши лопухами, нос задран, а сам на голову ниже Белянки – дите дитем! И это с ним Ласка ее свести хочет?

      – Надо успеть Стрелку отдать до охоты, – она потрясла у него перед носом оберегами.

      – А… – широко открыл рот Русак и закусил губу набок. – Так они с твоим братцем уже того. Ушли. А меня не взяли. Сказали, мал еще, опять мне целое лето коз пасти…

      – Успеешь еще наохотиться! – ласково улыбнулась Белянка и потрепала его по кудрявой макушке. – Коз пасти