Режиссёрская версия. Михаил Токмаков

уж не знаю, хорошо ли он сечёт в политике, но рот у него не закрывается, бля, ни на секунду. Наверное, ему было бы что рассказать и о трахающихся черепахах. Без него, пожалуй, было бы даже скучновато… Вот по чему я на самом деле скучаю – помимо тачек – так это по вам, ребята. Я бы, наверное, уже полсотни роликов собрал, если бы было чем, но…»

      – С возвращением!

      – Возникли технические неполадки, продолжим в следующий раз… – пробубнил Фишер, закрыв глаза ладонью. Выход из депривации был не особо-то приятен: свет резал, шорохи глушили, сила тяжести пластала, а лёгкая прохлада пробирала до костей.

      – Ты в курсе, что ты болтаешь «во сне»?

      – Я и летаю «во сне»… – Фишер медленно уселся и начал растирать виски; после маленького происшествия, случившегося в один из первых дней, он больше не пытался вскакивать резко. В тот раз он, потеряв равновесие, полетел к «стене» и рефлекторно попытался опереться на неё – и та, действительно, оказалась не только «раскалённой», но и «твёрдой» на ощупь; опять же, на рефлексах, Фишер изогнулся так, что едва не сломал хребет. – И, что, внятно говорю?

      – Не особо, но кое-что понять можно. Как будто что-то на диктофон наговариваешь.

      – Так и есть.

      – Но у тебя ведь нет диктофона!

      – Так и есть. К сожалению.

      – Так почему бы не рассказать всё то же самое мне? Мне было бы интересно.

      – Потому что ты – не аудитория. Аудитория – это те, кто внимает, а не те, кто обсуждает.

      – Очень странная мысль. Вот мне бы такая аудитория нахер не была бы нужна… – Гибс вздохнул. – Но именно такая она у меня и есть, что тогда, что сейчас… Вернее не так: мои ролики комментируют, но мне показывают только некоторые вопросы, и то, без доступа к поиску что-нибудь особо умное не ответишь.

      – Ты думаешь у тебя там миллион безответных комментариев?

      – Не безответных: Директор сказал, что на них отвечает кто-то другой из местных жителей.

      – Интересное разделение труда…

      – …Чёрт, я даже не знаю, сколько у меня подписчиков – а их наверняка немало!

      – Тщеславие – грех, – заметил посторонний голос. Фишер вздрогнул, а Гибс так и подпрыгнул.

      – Твою мать!.. Эллисон! Твою мать, Эллисон!

      – Ты не рад меня видеть? – спросил Эллисон, голова которого торчала из «стены».

      – Я тогда обрадуюсь, когда тебя поджарят на электрическом стуле!

      – А по-моему, из нас двоих ты заслуживаешь этого гораздо больше.

      – Возможно. Но мы оба знаем, что я не уродовал девчонку просто так.

      – О-о, да. Всё, за что тебя упекли, ты сделал во имя наци-анального прогресса.

      – Заткнись, сука!

      Эллисон, который уже просочился в камеру целиком, отставил ногу назад и вскинул кулаки, Фишер с рычанием рванулся к нему… Но через полсекунды оба замерли, обратив взор кверху, потом перевели ненавидящие взгляды друг на друга.

      – В другой раз, – пообещал Гибсон.

      – Всенепременнейше…