Затворник с Примроуз-лейн. Джеймс Реннер

об этом, мальчик, наверное, будет потом вспоминать на кушетке у психоаналитика.

      Человек за прилавком, разумеется, был директором музея. А предмет – не мобильником, а ларингофоном, которым он пользовался с тех пор, как в 2004-м в клинике Кливленда ему из горла удалили огромную опухоль вместе с гортанью. Со слухом у директора тоже было плохо, поэтому, чтобы слышать себя, он включал максимальную громкость. Когда он обратился к своим первым за три недели посетителям, раздался громовой механический голос:

      – ТОЛЬКО ВЫ И МАЛЬЧИК?

      Таннер давно уже не позволял Дэвиду брать себя на руки, но директор не успел даже договорить, как мальчик вскарабкался по отцовским ногам и уткнулся лицом ему в плечо. Дэвид жестом попросил директора минутку помолчать. Тот кивнул. Без сомнения, он давно привык к подобной реакции юных посетителей. Дэвид отошел к двери, аккуратно оторвал от себя сына и поставил на пол. Таннер выглянул из-за отцовской спины, снова увидел директора, опять спрятался и захныкал. Дэвид чувствовал угрызения совести, но знал – убегать домой, поджав хвост, нельзя. Это приведет только к тому, что мальчику начнут сниться страшные сны. Дэвид понял, что сейчас ему придется первый раз попросить сына взглянуть своему страху в лицо. Четыре года – не слишком ли мало для такого урока?

      – Таннер! Таннер, послушай меня, – сказал Дэвид.

      – Ты сказал, что это не робот. А он как живой.

      – Таннер, это не робот, это человек.

      Все еще дрожа, мальчик взглянул на Дэвида с укоризной. Никогда раньше он не смотрел на него так. Дэвиду стало больно. Он сказал чистую правду, а Таннер решил, что отец его обманывает. Не просто дурачится. Обманывает.

      – Иногда бывает, люди поранятся, повредят себе горло, в аварии или еще как-нибудь, – сказал он. – И когда их вылечат, они не могут говорить, как говорим мы с тобой. Они прикладывают к шее специальную коробочку и говорят через нее. Но голос от этого получается очень чудной.

      Таннер дрожал уже меньше. Он снова взглянул на директора, и тот помахал ему рукой.

      – А почему я никогда таких раньше не видел? – спросил Таннер.

      – Может, потому, что мы редко куда выходим, малыш, – ответил Дэвид. – Это я виноват.

      Таннер улыбнулся, и мир снова стал прекрасным.

      – А мне можно такую коробочку? – спросил он, несомненно уже воображая, как с ларингофоном на шее внезапно выпрыгивает из шкафа, когда тетя Пегги полезет туда за шваброй.

      – ЛЮК, Я ТВОЙ ОТЕЦ! – произнес директор своим нечеловеческим голосом.

      Таннер засмеялся, но сжал отцовскую руку.

      – Кру-у-у-то!

      Дэвид благодарно кивнул директору.

      – Нас только двое, – сказал он, протянув десятку.

      Директор сунул деньги в нагрудный карман замасленного комбинезона. Слез с табурета и откинул крышку прилавка, хотя легко мог бы пройти и под ним.

      – ПРОЙДЕМТЕ СО МНОЙ, – произнес он, направляясь к стальной двери, которая некогда вела в огромное банковское хранилище и за которой теперь