Взаперти. Катерина Осипова

правда? Я показываю коробку со скальпелями, что стояла у меня на коленях все это время.

      – Или я могу сама, прямо здесь и сейчас.

      Я никак не могу вспомнить, какой была реакция А. Все мое (и не мое) внутреннее внимание было сосредоточено на мне (но и не на мне тоже). Я видела свои улыбки, свою длинную хрустящую шею, медленно склоняющую голову то к одному плечу, то к другому. Еще я видела, как быстро меняются на лице аффекты: бежать! замирать! резать! отбрасывать от себя коробку!

      Вот я делаю почти все и почти сразу. Вонзаю со всего размаху скальпель в бедро, и это совсем не больно. Не больнее, чем воткнуть его в деревяшку, которая не имеет ко мне никакого отношения. Беру другой и выкалываю им глаз, глядя прямо в красную точку камеры, прямо в глаза А.

      – Я говорила вам, что чувствую порой, как вы нагло сталкерите за мной через веб-камеру?

      – До этого момента не говорили.

      – Ну и хорошо. Не хватало еще, чтобы вы меня в безнадежные сумасшедшие записали.

      – Не переживайте, этого вы от меня точно не дождетесь.

      Еще одна дружеская улыбка. Но я все еще во вчерашнем дне, где развертывается психоделическая картина возможного будущего нашего скромного терапевтического альянса.

      Вот я беру взявшееся из ниоткуда полотенце и промакиваю кровь, сочащуюся из разорванной глазницы. На короткое мгновение мне кажется, что вокруг глубокой алой расщелины, что была глазом, смыкаются запачканные влажным песком бедра, и где-то в вышине протяжно стонет чайка.

      – Слышите это?

      – Что именно?

      – Песня. Где-то играет сильно искаженная «The End». Я сначала даже не узнала.

      – Почему?

      – Потому что перепеть Джима Моррисона мог бы только Джим Моррисон, но он давно отправился на рок-н-ролльные небеса. Неужели не слышите песню?

      – Честно говоря, нет.

      «Нет» прозвучало глухо, словно из туго затянутого мешка.

      Меня словно мотало туда-сюда приливом и отливом: то подносило к берегу, где на экране ноутбука мелькала фигура А., то уносило в сине-черные океанские воды, где только кораллы, водоросли, диковинные рыбы и галлюцинирующая бездна.

      И вот, наконец, последний эпизод. Изогнутый скальпель, похожий на крошечный ятаган, взрезает с тихим хлопком кожу на шее, цепляет яремную вену – как провод – и перерезает.

      – Что скажете?

      – О песне?

      – Да нет же! О том, что я только что рассказала.

      – Вы мне пока рассказали об «Экзистенции»; о том, что был некий похожий на кино опыт; о том, что я смотрю на вас через веб-камеру; о песне. Разве нет?

      Немая сцена.

      А потом что-то мелькнуло в углу комнаты.

      Третье сердце

      У неё были такие большие зеленые глаза, что в них мог бы поместиться густой хтонический лес, кишащий удивительными созданиями, плотоядными цветами, хищными лианами и древними мудрыми змеями, наблюдающими за случайным путником через узкую щелку глаз.

      У неё были такие большие, удивительные, совершенно