Убыр: Дилогия. Шамиль Идиатуллин

И пахли кисло. А лезвие оказалось почти черным. Только края светлые, даже белые, и очень острые.

      – Ух ты, – прошептал я.

      В книжках острыми клинками волосок на лету рубят. Я полез в лохмы, и тут, тихонько притворив дверь, в зал вошла мама. Она сказала:

      – Наилек, спасибо тебе. Рустам, он, оказывается, даже сказку Дильке… Ты с ума сошел?

      У нее аж голос поменялся – не интонация, а весь. Я вздрогнул, посмотрел на нож, на папу и понял, что вопрос задан не мне.

      – Нормально всё, – сказал папа, не меняя усталой позы. – Это фамильный нож, я не рассказывал разве? Мне столько же было, когда дед подарил. А я и забыл про него, а тут гляжу – ба! Ну и Лукман говорит – забирай, твоему как раз время пришло. Он же в школу или там на улицу носить не будет, правда, Наиль?

      Я кивнул.

      – Тебе видней, – сухо сказала мама и вышла.

      – Дамы без огня не бывает, – отметил папа. – Устала. И «Ак барс» продул. Не парься.

      Мне было неловко, но все равно оторваться от разглядывания ножа я не мог.

      – Это нержавейка? – спросил я.

      – Наверно. Хотя если он действительно такой старый, как мне рассказывали, то нержавейки тогда и не было. Этот нож, говорят, у нас в семье всю дорогу первому сыну передается, с самого начала. А начало документированное у нас в тысяча семьсот восьмидесятом году как минимум.

      – Лашманлык такой старый? – поразился я.

      – О, он, говорят, еще при Казанском ханстве был, если не раньше. Там же захолустье, река мелкая, зато леса-леса, бурелом да сычи, дорог сроду не было. Ни монголы, ни царские ребята не доходили. А, нет, царские дошли, потому и Лашманлык[7]. Да и монголы… Не суть. Все равно, может, и вся тысяча лет ножичку. Раритет и реликвия, считай. А металл – ну, булат какой-нибудь, а то и серебро – вон черный какой. Надо как-нибудь на анализ отдать, у дяди Андрея остались же в кримэкспертизе знакомые.

      – Фигассе, – сказал я. – Смотри, а тут вроде не узор даже, а написано, вот, на рукоятке. Что написано, пап, не знаешь?

      Он немедленно ответил:

      – «Славному бойцу победоносной Красной армии Наилю Измайлову от командарма Котовского».

      Я не стал напоминать, что он сам ведь рассказывал о древности ножа. Кротко сказал:

      – Тут не по-русски написано.

      – Так и ты не русский.

      – Тут по-арабски.

      – Дай-ка.

      Но когда я протянул нож, папа уронил поднятую было руку на колено и сказал:

      – А, и так вижу. Помню, вернее. Точно, я пробовал прочитать в детстве – ума не хватило. А алфавит забыл уже. Ну, вот это «ба», «са» – а, ну «бисмилля»[8], точно. Молитва, значит.

      Хлопнула дверь, папа отвернулся и с готовностью засиял. Я тоже.

      Мама прошла мимо.

      Папа посмотрел на меня, скорчив страшную рожу.

      Я засмеялся.

      В комнату просочилась Дилька, которая торжественно сделала жест рукой и сказала, почему-то сильно окая:

      – Прошу всех к столу.

      – Проси, – разрешил я.

      А папа, конечно, заканючил:

      – Ой ты хозяюшка

7

Лашманлык – заготовка корабельного леса для казенных нужд.

8

Бисмилля – во имя Аллаха (араб.).