Ангел из Сетубала. Сергей Тимофеевич Кириллов

не мог расслышать, что кричит испанец. Но этого и не понадобилось. В очередной раз вспыхнула молния, и на секунду стало светло как днем. И я увидел то, о чем хотел предупредить меня Доменико. Ничего страшнее я не видел в своей жизни. В нескольких десятках метров прямо по курсу тянулась вереница острых, как акульи зубы, рифов. Неумолимая сила тащила нас на них. Ничего сделать уже было нельзя. Поздно! Я покрепче ухватился за штурвал, широко расставил ноги, внутренне собрался, приготовившись к неизбежному столкновению. Оно не заставило себя долго ждать.

      Страшный удар сотряс наш многострадальный бриг. Раздался оглушительный треск, грохот, скрежет. Невероятная сила подбросила меня вверх и вперед. Пролетев пару метров, я грохнулся на палубу, сверху на меня свалился выломанный штурвал. Бриг резко остановился и застыл словно вкопанный. Я лежал на палубе несколько секунд, отходя от шока. Затем откинул от себя штурвал и осторожно ощупал себя. Все в порядке, кости целы. Я встал на ноги и огляделся. Ни Ван Хайдена, ни Доменико не было видно. Сверкнула молния, и в ее свете я увидел у левого борта лежащего голландца.

      Я бросился к нему.

      – Питер! Питер, ты в порядке?

      Я тряс его за плечо. Голландец открыл глаза и какое-то время ошалело смотрел на меня.

      – Ты в порядке, Питер?

      – Да вроде бы. Голова болит. Наверное, я башкой хорошенько треснулся и отключился.

      Он сел на палубу, прислонившись к ограждению.

      – А где доктор? – спросил он.

      – Не знаю. Наверное, на носу судна. Я там его видел.

      Я помог голландцу встать, и мы побежали на нос корабля. Но Доменико там не было.

      – Наверное, он за борт свалился. Надо его вытаскивать!

      Я схватил валявшийся под ногами канат и подбежал к ограждению. За бортом ничего не было видно, лишь темнота и сплошная стена дождя.

      – Доменико! – закричал я.

      – Доменико! – вторил мне Ван Хайден.

      В ответ рев океана, свист ветра и грохот дождя. Раздался новый раскат грома, сверкнула молния, и в ее призрачном свете мы увидели бедного доктора. Он неподвижно лежал, точнее сказать, висел, на коралловом рифе. Белое как мел лицо его было обращено в нашу сторону. В широко открытых глазах навсегда застыло выражение удивления и боли. Из груди испанца торчал огромный острый конусообразный отросток рифа, а из рваной раны обильно вытекала кровь, которую тут же смывали потоки дождя.

      – Бедный Доменико. Повис как бабочка на игле в гербарии, – дрогнувшим голосом проговорил Ван Хайден. – Не приведи господь!

      Он истово перекрестился.

      – Вот тебе и долгожитель, – грустно произнес я и тоже перекрестился. – Прощай, Доменико!

      В это время наш бриг, выброшенный на рифы, под напором мощных волн дрогнул и сдвинулся на полметра назад. Вода стала заполнять трюм.

      – Бежим, Питер! Иначе утонем!

      Я бросился на корму к спасательной шлюпке.

      – Давай, Перейра, спускай лодку на воду и жди меня!