Ветер над сопками. Егор Самойлик

огнем…» – вспомнилось Алексею из курса общей тактики, которую он проходил на первом курсе военного училища.

      В следующую минуту со стороны Колы послышался треск выстрелов.

      – Зенитки… – проронил Речкин и, под шокированными взглядами работяг, рванул вперед по улице, по направлению к заливу.

      Охваченный сильнейшей тревогой, Алексей позабыл про дрожь в теле и похмелье. Только сердце бешено колотилось в груди, а мозг возбужденно пытался привести мысли в порядок.

      Сам не заметив, как добежал до конца Ленинградской, Речкин замер на краю обрыва, покрытого молодой зеленой травой. Под обрывом плотно сбились портовые постройки, за которыми открывалась темно-серая гладь залива.

      Еще одна серия раскатистых грохотаний, плотная стрельба зениток, и около дюжины черных точек, совершив заключительный круг над Колой, устремились на северо-запад, к Мишуковскому мысу.

      Над заливом царило спокойствие. Почти идеальная гладь воды принакрылась редким рваным туманом. Словно зачарованный, Алексей наблюдал, как точки стремительно увеличивались, принимая несомненные очертания самолетов. Они пронеслись над противоположным берегом залива и стремглав вонзились в серую завесу облаков, оставив вслед за собой лишь рычание моторов, которое становилось с каждой секундой все глуше и глуше, пока и вовсе не стихло. Встревоженные страшным грохотом чайки еще долго кричали уныло и пронзительно, кружа над водой.

      Вскоре Речкин был дома. Под взволнованным взглядом супруги он быстро надел форму, снаряжение, проверил документы. Нина молча сидела на краю софы, как проснулась – в одной лишь ночной сорочке. Ее тонкие пальцы, побелев, напряженно впились в натянутый на колени край одеяла. Ваня продолжал спокойно спать в маленькой детской кроватке. Захар Фролович, мучаясь похмельем, нервно курил у окна на кухне, уничтожая папиросу за папиросой, Клавдия Семеновна разогрела на печи чайник для зятя. Все хранили молчание, напряженное, а оттого очень хрупкое.

      Быстро опустошив стакан крепкого сладкого чая, Алексей коротко буркнул:

      – Я в военкомат, скоро буду…

      На самом деле Речкин вдруг осознал, что не имеет ни малейшего представления, куда надо обращаться в такой ситуации. Вариантов было всего два: военкомат либо комендатура. Первый вариант просто находился ближе к Ленинградской улице, поэтому Алексей решил идти именно туда.

      Проспект Сталина проснулся не по-воскресному рано. На улице то и дело стали появляться пробужденные страшным грохотом и воем сирены прохожие. Одни спешили куда-то по своим делам, другие, собираясь небольшими компаниями, обсуждали произошедшее, тихо, осторожно, сонно. Несколько военных грузовиков пронеслись по проспекту. Одни – пустые, другие – набитые солдатами, лица которых выражали полное недоумение и тревогу. В остальном же город жил в своем штатном режиме: репродукторы вещали утреннюю зарядку, на крупные перекрестки вышли регулировщики, дворники мели улицы.

      Около городского военкомата собралось около