Ветер над сопками. Егор Самойлик

молча стоял возле окна, засунув руки в карманы синих галифе, босой, в одной лишь белой нательной рубашке поверх торса. Лицо его было хмурым, сосредоточенным, но совершенно спокойным. Услышав скрип распахнувшейся двери, Речкин обернулся.

      – Ты все знал! – рыдая, закричала Нина и бросилась к мужу. – Все, все знал!

      Сжав свои маленькие, словно у ребенка, кулачки, она принялась бить ими Алексея в грудь. Удары становились все слабее, а рыдание переросло в громкий, истошный рев.

      – Ты все знал и молчал! – продолжала твердить она, всхлипывая.

      – Успокойся, Нинуля! Все будет хорошо… – только и смог выдавить из себя Речкин, прижав супругу к груди и чувствуя, как сыреет от слез его нательная рубашка.

      Глава 3

      Небольшой, низко посаженный пароход отчалил от пристани Мурманска около двух часов ночи. Его название, некогда старательно выведенное на черном борту белой краской, теперь почти полностью было слизано едкой морской водой. Людей на пароходе набилось много. Почти все – военные. И почти все – безоружные. Не было никакого вооружения и на самом судне. Идеальнейшая цель для вражеской авиации шла сама по себе, по открытому, как ладонь, водному простору залива. Будто и самой войны никто не объявлял…

      Настроения гуляли по палубе самые разные. Одни о чем-то переживали, с хмурыми минами на лицах, другие – веселились, шутили, смеялись, словно плыли на увлекательную и недолгую прогулку.

      Вскоре на все отдаляющемся фоне покрытого хвойно-березовыми зарослями берега исчезли серенькие редкие постройки Абрам-мыса, спрятался за сопками и сам северный исполин – Мурманск. Вокруг стало тихо, только темная вода, заунывнейшая линия серо-зеленого берега, камни и сопки… Словно и не было поблизости жизни, только неприкрытая, нагая, первозданная дикость северной природы.

      Атмосферное давление, по-видимому, повысилось, и небо, растолкав облака далеко за горизонт, предательски оголило их беззащитный, набитый до предела людьми пароход. Но все же светло-голубой небосвод белой северной ночи оставался чист и беззвучен. Вокруг было тихо, спокойно и абсолютно бездвижно, только осевшее по самую ватерлинию судно что-то монотонно бормотало паровым басом двигателя, рассекая килем зеркальную гладь воды.

      Речкин сидел неподалеку от рулевой рубки, подложив под себя коричневый кожаный чемодан, которому не свезло отправиться в этом году на юг. Вместо летних платьев, купальников, сандалий и пляжных полотенец в нем теперь был уложен нехитрый походный скарб Алексея, который ему собрала в дорогу супруга: чистое исподнее, полотенца банное, лицевое и ножное, бритвенный набор, зубной порошок с щеткой, чистые портянки, подаренный Ниной на 23 февраля флакон столичного «Шипра», а также маленький бутылек «Гвоздики», которая спасала в летние месяцы от главного северного бича – комаров и мошкары. Речкину поначалу даже подумалось, что жена специально положила все это «добро» в такой большой чемодан, недавно купленный специально для поездки на море, как бы