Поэзия французского символизма. Татьяна Михайлова

палитр, звуки со всех клавиатур, силящийся передать мысль в самых ее неуловимых оттенках, а формы в самых неуловимых очертаниях; он чутко внимает тончайшим откровениям невроза, признаниям стареющей и извращенной страсти, причудливым галлюцинациям навязчивой идеи, переходящей в безумие»[4].

      «Я – древний Рим периода упадка»[5], – сказал Верлен в стихотворении «Томление». То же сравнение конца XIX века с поздней Римской империей встречается и в романе «Наоборот». Усталость, утончённость культуры, изысканность и обострённость чувств, и в тоже время творческое и жизненное бессилие последних отпрысков цивилизации – вот черты, которые, как считали декаденты, роднят две эти эпохи. В этом «роскошном умирании» есть своя красота, но это красота, сопряжённая со злом и страданием, она двусмысленна, обманчива. В декадансе этическое начало полностью вытесняется эстетическим. И как результат – невозможность подняться до любви, чистоты, идеала, всего того, к чему, как и прежде, стремится душа человека.

      Поэзия символизма

      Преодолеть этот трагический разрыв и был призван символизм. Уже Бодлер искал возможность такого преодоления и в своём стихотворении «Соответствия» утверждал символическое единство мира:

      Природа – некий храм, где от живых колонн

      Обрывки смутных фраз исходят временами.

      Как в чаще символов мы бродим в этом храме,

      И взглядом родственным глядит на смертных он.

      Подобно голосам на дальнем расстоянье,

      Когда их стройный хор един, как тень и свет,

      Перекликаются звук, запах, форма, цвет,

      Глубокий, темный смысл обретшие в слиянье.

(Пер. В. Левика)[6]

      Смешение данных различных чувств («звук, запах, форма, цвет») станет одной из составляющих поэтики символизма. Сам Бодлер в том же стихотворении даёт пример этого смешения: «Есть запах чистоты. Он зелен, точно сад…»[7]. «Зелёный запах» Бодлера, «чёрные ароматы» Рембо утверждают символическое единство «всего со всем», куда вписан и человек.

      Другой излюбленный символистский приём, циклизация, поддерживает идею «соответствий» на уровне формы. Циклизация стала центральным принципом поэзии Бодлера. Книга «Цветы зла» состоит из нескольких циклов («Сплин и Идеал», «Цветы зла», «Вино», «Смерть» и др.). Стихотворения внутри цикла подчинены общей теме или связаны ассоциативно, составляя таким образом общий сюжет. Важное средство циклизации у Бодлера – повтор названий. Можно было бы привести много примеров, но самым ярким являются, безусловно, четыре «Сплина», входящие в цикл «Сплин и Идеал»[8]. Одна и таже тема варьируется четырежды, стихотворения словно отражаются друг в друге. Все части книги, связанные повторами тем и названий, сквозными сюжетами и лейтмотивами, начинают перекликаться в сознании читателя, выражая символическое единство мира. Каждое стихотворение

4

Готье Т. Шарль Бодлер // Бодлер Ш. Цветы Зла и Стихотворения в прозе в пер. Эллиса. Томск, 1993. С. 18.

5

«Je suis l’Empire à la fn de la décadence» – Verlaine P. Choix de poésies. Paris, 1994. P. 251.

6

Бодлер Ш. Цветы зла (Серия «Литературные памятники».) М., 1970. С. 20.

7

Бодлер Ш. Цветы зла (Серия «Литературные памятники».) М., 1970. С. 20.

8

Слова «Сплин», «Идеал», «Красота», «Природа» Бодлер и другие символисты часто писали с большой буквы, имея в виду если не идеальные сущности, то некие обобщенные значения этих слов. Символисты разделяли красоту и Красоту, идеал и Идеал (конкретное – и общее, вечное, сущностное). В этом проявилось общесимволистское представление о двух реальностях, где частное, предметное есть проявление всеобщего, высшего.