У чужих берегов (сборник). Георгий Лосьев

я… Вижу, расперто все. Сказывали – новый хозяин въехал. Думаю: зайду, проведаю, може, что и понадобится, по-суседски.

      – Ты кто?

      – Плотники мы. Рядом проживаю.

      – Плотник? – оживился философ. – Есть дело. – Вскочил, подошел к столу, твердой рукой налил в стакан водки.

      – Подойди, двуногий, пей!..

      Безбородов, смущенный необычным видом хозяина, стыдливо отказался.

      – Пей! – рявкнул тот. – Пей, а то бутылкой по башке тресну!

      – Ну, зачем же? Мы завсегда могим, ежели, к примеру, такой случай произошел, чтобы компанию разделить…

      И не без удовольствия осушил стакан. Констанов влил в себя водку одним глотком и тотчас налил по второму.

      – Лакай, животное!

      – Пошто обзываешь? – обиделся Безбородов. – Не буду пить…

      И направился к выходу. Но философ загородил ему дорогу.

      – Да постой ты!.. Подумаешь, обиделся! Подожди, я штаны надену, и ты объясни мне причины своей обиды. Кто ты есть? Стадное парнокопытное. Ну и черт с тобой! А может, выпьешь еще?

      – Нет. Вечером ежели… тогда, конечно…

      – Вечером не ходи: вечером я злой…

      – Ты и с утра, как погляжу…

      – Ладно! Вот что, плотник: сделай-ка мне постройку. Пятистенник. Все твое, мои – деньги.

      – Сруб, значит?

      – Значит, сруб. Нет, два сруба! Сколько возьмешь? Ну, не думай там долго. Я – беспартийный частник и очень добрый. Утром.

      – И пол, значит?

      – И пол. И печи. Три печи.

      – А пошто три-то?

      – Мыло буду варить. Мыловаренную фабрику открою. Идет? Ну, сколько, спрашиваю?

      – Ежели… ежели с печкой и все прочее… Ну, в рассуждении леса, кругляк, плахи, жерди – все мое?

      Констанов выругался.

      – Сказано, мои деньги! Все остальное твое.

      Тогда Безбородов выкрикнул в отчаянии:

      – Тыща! Задаток двести!

      Констанов из уже знакомой нам пачки отсчитал десять десятичервонных.

      – Бери, обезьяна!..

      Безбородов снова обиделся и не притронулся к деньгам…

      – Если обзывать будешь, не выйдет у нас никаких делов. И не надо мне твоих денег!

      – Ой ли! – удивился Констанов, шнуруя свои громоздкие ботинки-бутсы. – А если я тебе вместо тысячи – две отвалю? А? Тоже не выйдет?

      – Вы, случаем, не из купцов? – ощерился Безбородов. – И за две не стану, коли обзываешь.

      – Не будешь? Скажи пожалуйста!.. Да, Евгений Михайлович, жизнь таровата на неожиданности… А ведь этот человекообразный сможет. Вижу по глазам – сможет. Не возьмет… Ну, ладно, ладно, пролетарий! Я ведь это так, по-научному… Все мы от обезьяны. И я тоже. Извиняешь? – Констанов хитро подмигнул. – А тыщонку-то лишнюю возьмешь все-таки, а?

      – За сколь срядились, за столь и сделаем.

      – Ишь ты, принципиальный! – ухмыльнулся философ, и голос его словно потеплел. – Нет, чертов ты сын, я не из купцов. Купцов с девятьсот пятого года сам потрошу… Ладно! Забирай деньги и завтра же начинай. План я составлю.