У чужих берегов (сборник). Георгий Лосьев

же дело?!

      Что за причина самоубийства?!

      Именно это и спросил секретарь райкома Петухов, смотря на меня в упор.

      И все смотрели на меня.

      Оставалось только встать и заявить официально:

      – Приступаю к производству предварительного следствия по делу о самоубийстве Никодимова. Товарищей, имеющих какие-либо сведения, соображения или документы, касающиеся данного случая, прошу зайти ко мне в камеру.

      В основу расследования каждого самоубийства положено решение трех неизвестных: а) самоубийство или замаскированное убийство; б) если самоубийство неоспоримо – причины его; в) не было ли виновных, вынудивших икса совершить самоубийство.

      Уголовным кодексом предусмотрена статья, карающая за понуждение к самоубийству.

      На первые два вопроса нужно всегда отвечать в самом начале следственного производства.

      Свидетельство двух прачек само по себе исключало любую версию о насильственной смерти. Таким образом, ответ на первый вопрос может считаться решенным: да, самоубийство!

      Итак, нужно приступать к решению неизвестного «б». О неизвестном «в» заботиться еще рано. Да и практика показывает, что с этим пунктом следователь встречается чрезвычайно редко. Существует он больше ради проформы.

      Зампредседателя РИКа Пастухов, с которым Никодимову приходилось чаще всего обращаться по службе, на допросе сказал:

      – Последние дни он все какой-то сумной ходил… Вроде сам не свой… Я его спрашиваю: что, мол, с тобой, Аркадий? Может, говорю, с женой нелады или еще что случилось? Он ответил: так, просто так, говорит, товарищ Пастухов… Грусть беспричинная… На меня, говорит, весной всегда находит тяжелое настроение… Не беспокойся. Пройдет!

      Покончив с первыми краткими вопросами, я созвонился с Дьяконовым:

      – Сходим к нему на квартиру, Павлыч?

      – Обязательно… Заходи за мной, тебе по пути.

      Жена Никодимова, худенькая болезненная женщина, в эти трагические дни отсутствовала – лечилась от туберкулеза в далеком санатории. Районные власти послали ей телеграмму, составленную в осторожных выражениях…

      Супруги, к счастью, были бездетными.

      Комната Никодимова если и поражала чем, то лишь аккуратностью и чистотой. Простая самодельно-крестьянская мебель, окрашенная «вохрой», аж блестит – до того вымыта! Помнится, еще моя квартирная хозяйка говорила, что к Никодимовым ходит делать уборку и мыть полы некая Нюрка, санитарка больницы.

      В шкафу скромная одежда, белье, охотничьи принадлежности.

      В единственном ящике стола, покрытого чистейшей скатертью, разная мужская мелочь, замки ружья и – обе пружины – поломаны. Само ружье с отвинченными замками стоит в углу за койкой.

      Мы с Дьяконовым переглянулись: вот почему река, а не пуля!

      Внимание привлекла выпуклость скатерти на столе. Подняв скатерть, увидали толстую тетрадь, сшитую из нескольких школьных.

      Единственная запись в тетради – незаконченное стихотворение.

      Жизнь моя – измученная