Зачем смотреть на животных?. Джон Бёрджер

в воображении человека в качестве вестников и обещаний. Так, приручение скота началось не просто в расчете на молоко и мясо. Скот играл роль чего-то магического: порой оракула, порой жертвы. А выбор того или иного вида в качестве магического, приручаемого и к тому же пригодного к употреблению в пищу изначально определялся привычками, близостью и «зовом» данного животного.

      Белый бык, как добра моя мать,

      И мы – родные моей сестры,

      Люди Ньяриау Була…

      Друг мой, великий бык с растопыренными рогами,

      Что ревет в стаде,

      Бык – сын Була Малоа.

(Э. Э. Эванс-Причард. Нуэры. Описание способов жизнеобеспечения и политических институтов одного из нилотских народов.)

      Животные рождаются, они наделены сознанием, они смертны. В этом они подобны человеку. Своей анатомией – скорее при поверхностном, нежели при глубоком взгляде, – своими привычками, временем, физическими возможностями они от человека отличаются. Они одновременно похожи и непохожи.

      «Мы знаем то, что делают животные, каковы потребности бобра, медведя, лосося и других существ, поскольку некогда люди вступали в брак с ними и приобрели эти знания от своих жен-животных»[1].

(Гавайский индеец, которого цитирует Клод Леви-Стросс в «Неприрученной мысли».)

      Взгляд животного, когда он направлен на человека, внимателен и насторожен. То же самое животное вполне способно так же смотреть и на представителей других видов. У него нет особого взгляда, предназначенного лишь для человека. Однако ни один другой вид, кроме человека, не распознает во взгляде животного нечто знакомое. Другие животные замирают под прицелом этого взгляда. Человек осознает себя, глядя в ответ.

      Примечания

      1

      Леви-Стросс К. Первобытное мышление / Пер. А. Островского. М.: Республика, 1994. – Здесь и далее примеч. пер.

1

Леви-Стросс К. Первобытное мышление / Пер. А. Островского. М.: Республика, 1994. – Здесь и далее примеч. пер.