Архиепископ Михаил (Мудьюгин) (1912–2000): музыкант, полиглот, инженер и богослов. Протоиерей Константин Костромин

и Михаилу Николаевичу пришлось искать самому возможность кормить семью. В районном отделе народного образования были рады, что нашелся человек, способный преподавать немецкий язык, поскольку в той самой Верхней Губахе имелась соответствующая вакансия.

      По началу дела пошли более или менее нормально. Удалось найти жилье и получить паспорт с местной пропиской, а преподавание в школе обещало хотя и бедное, но стабильное существование, ибо Михаил Николаевич взялся преподавать помимо немецкого языка, также химию и биологию в школе и на рабфаке, а заодно и инспектировать соседние школы по части преподавания там немецкого языка. Однако скудное питание и тяжелый климат начали сказываться на здоровье Дагмары, которая начала болеть. Работу на Урале она так и не нашла. Положение четы Мудьюгиных заметно ухудшилось со сменой руководства школы – пришел новый директор, который начал оказывать на педагогический коллектив сильное психологическое и идеологическое давление. Владыка вспоминал, как «однажды Николай Иванович, рассказывая о своем революционном прошлом, засучив рукав и потрясая воображаемым пистолетом, воскликнул: „Вот этой самой рукой я убрал не меньше десятка контрреволюционной сволочи!“».

      Кончилось все тем, что весной 1934 года, в конце учебного года, директор предъявил коллективу новый школьный устав. «Там был пункт о том, что каждый преподаватель обязан включать в свой предмет элементы антирелигиозной пропаганды. У меня ноги похолодели, и я почувствовал, что дальше оставаться в школе не могу», – рассказывал владыка. Начало 1930-х годов ознаменовалось новым усилением антирелигиозной борьбы, руководство которой сосредоточилось в руках Емельяна Ярославского. Уволиться добром не удалось: в ответ на заявление Михаила Мудьюгина о том, что его «религиозные убеждения делают невозможным успешную деятельность по избранной профессии – советского педагога», директор и чиновники Районного отделения народного образования заявили, что не хотят терять хорошего преподавателя, а чтобы Михаил Николевич не начал вести религиозную пропаганду на уроках, ему придется преподавать под присмотром. «Перспектива „работать под наблюдением“ не могла привести ни к чему, кроме как к привлечению к судебной ответственности в результате какой-либо придирки или ложного доноса, поэтому мы с Дагмарой решили бежать немедля». Пожив пару недель в Ленинграде, скрываясь от возможного ареста, чета Мудьюгиных поселилась временно в селе Пудость под Ленинградом, а осенью от одного из родственников им досталась комната в Стрельне. Вероятно, вспоминая материальные и духовные условия жизни в Губахе, владыка задумался над парадоксом, ставшим призывом к пастырской деятельности: «Много говорят о предоставлении людям достойных условий существования. А не следует ли в первую очередь позаботиться о том, чтобы сами люди были достойны существования?».

      Жизнь снова стала налаживаться. По протекции знакомого Михаил Николаевич поступил на работу в секцию Промпроектирования Индустриального института