Приключения Кроша. Анатолий Рыбаков

авторитетом среди них не пользуется. Рабочие даже не знают, что он такой же практикант, как мы. Думают, что это новый служащий из технического отдела.

      В школе Игорь считался «выдающейся личностью», а здесь мы чувствуем свое превосходство. Ведь у нас со Шмаковым самая грязная работа, мы не вылезаем из-под машин. Мы этим очень гордимся. Гордимся нашими грязными куртками и замасленными брезентовыми брюками. У меня нет технических наклонностей, но уж если пришлось работать, надо работать. И, когда Игорь со своей блестящей папкой приходит к нам в гараж за сведениями, мы ему отвечаем:

      – Подожди, некогда, не видишь разве?!

      Услышав такой ответ, Игорь очень злится, хотя и старается не показывать этого.

      Так получилось и сегодня.

      Мы со Шмаковым снимали с машины прогоревший глушитель. Нет ничего канительнее этой работы. Стоишь в яме и возишься с обгорелым глушителем. Работать неудобно, ни к чему не подберешься. Болты, гайки заржавели, ничего не провернешь, ничего не поддается. Шмаков кряхтел изо всех сил, но дело не подвигалось.

      И вот у края ямы появляется Игорь, присаживается на корточки и ласково говорит:

      – Здоро́во, трудяги!

      – Здорово! – ответил я довольно неприветливо.

      А Шмаков и вовсе ничего не ответил.

      – Втыкаете?!

      Но ответа от нас не дождался и сказал:

      – Сегодня после работы общее собрание практикантов. Явка обязательна.

      – Начинается, – пробормотал я.

      – Чего ты бормочешь? – ласково спросил Игорь.

      – А то, что надоели твои собрания!

      – Оно не мое, – все так же ласково возразил Игорь, – главный инженер собирает и Наталья Павловна.

      Наталья Павловна – наша классная руководительница.

      – Знаем, – ответил я, – ты подстроил.

      – Я вас предупредил! – объявил Игорь и ушел вместе со своей блестящей папкой.

      Мы со Шмаковым продолжали работать. Проклятый глушитель никак не поддавался, и я очень нервничал. Ведь мы работали со слесарем Лагутиным. А это очень неприятный тип.

      Здоровый, красивый парень. Но грубиян ужасный. По малейшему поводу выражался самыми нецензурными словами. Лицо его при этом свирепело, наливалось кровью, глаза дико вращались, он становился какой-то бешеный. Я твердо решил: если Лагутин попытается меня оскорбить, я ему дам достойный отпор.

      Лагутин увидел, как мы долго возимся с глушителем, и спустился в яму. Но при этом довольно грубо оттолкнул меня. Конечно, яма тесная, в ней трудно не задеть другого. Но я был уверен, что Лагутин оттолкнул меня нарочно, и сказал:

      – Можно не толкаться?

      Лагутин не нашелся что ответить. Только вытаращил на меня глаза. Но, когда мы, наконец, сняли глушитель и вытаскивали его из ямы, он ни за что ни про что обругал Шмакова Петра.

      Шмаков преспокойно ругнулся в ответ.

      Я потом ему сказал:

      – Ругаясь, ты унижаешь самого себя.

      – Я не член-корреспондент, – ответил Шмаков