Ясно вижу. Роман Грачёв

лазутчик – один из них.

      Он повернулся на голос. Рядом с ним на лавочке с видом «я просто потрындеть с вами пришел» примостился невысокий мужчина лет пятидесяти в недорогом костюме и с кепкой на затылке. Михаил подумал, что ему не хватает рядом листочка фольги со сваренным вкрутую яйцом и куриной ножкой. Замшелый интеллигент на отдыхе в парке, ни дать ни взять.

      – Простите, что вы сказали? – спросил Миша.

      Мужчина продолжал смотреть на суету возле гигантского автобуса «Мерседес», принадлежащего телекомпании. Но он все же ответил. Со вздохом, будто сделал одолжение:

      – Я говорю, молодой человек, что вот так оно и бывает: всю жизнь на низком старте, всю жизнь ждешь сигнала, а сигнала все нет. Ты уже думаешь, что его никогда не будет и вся жизнь прошла зря, без искры, без пара, без движения. И вот когда ты уже совсем отчаиваешься, вдруг получаешь весточку. – Мужчина кивнул в сторону автобуса. – Боязно… Вы меня понимаете?

      Миша молчал.

      – Знаю, что понимаете. Иначе что вам здесь делать.

      Собеседник наконец повернулся к нему. Миша увидел потухший взгляд глубоко старого человека, хотя на вид ему было действительно не больше полтинника.

      «Я тоже стану таким», – подумал парень и протянул руку.

      – Михаил.

      – Очень приятно, – отозвался мужичок, протягивая свою сухонькую клешню. – Рустам… Кхм, Рустам Имранович, если точнее. Почти как глава мятежного Верховного совета, если вы помните. Хотя откуда вам это помнить.

      Миша улыбнулся:

      – Я преподаю историю в вузе. И вы, пожалуй, один из немногих моих собеседников, кто не утверждает однозначно, что Верховный совет был варварски расстрелян бандой Ельцина.

      – Да, я так не считаю. Я убежден, что в гражданской войне не бывает правых. – Рустам Имранович вздохнул и вернулся к изучению повадок телевизионщиков. – Видите ли, я был у ворот Останкино в девяносто третьем. Защищал свободу слова. Из лагеря штурмующих в меня прилетела пуля, и знаете, после этой пули я думаю, что если бы победили Руцкой с Макашовым, то пол-Москвы висело бы на фонарных столбах. Я висеть категорически отказывался.

      Михаилу казался странным и даже неуместным разговор о политике здесь, в этом дворе, перед съемкой развлекательного шоу. Он решил закрыть тему.

      – Да, чудесное у вас имя.

      – Надо полагать, и у вас не совсем простое? – ухмыльнулся Рустам Имранович. – Я слышал, что среди претендентов есть дальний родственник одного русского поэта. Не вы ли?

      Мишка почему-то покраснел.

      – Думаю, для вас не составило большого труда определить, – сказал он. – Как вы сюда попали?

      – Прочел объявление бегущей строкой, прошел кастинг. Мне позвонили вчера вечером, буквально в последний момент, когда я уже и надеяться перестал. А вы?

      – Коллега развел. Я тоже сначала ни на что не претендовал. Мне позвонили несколько