Сон негра. Даниил Юрьевич Гольдин

по рецепту. Для соблюдения аллегоричности.

      Огонь спал, в комнате стало темнее, черный я все так же покачивался, залипая в костер.

      Я еще раз попытался заглянуть ему в лицо, но Пифа кинула в меня чем-то дряблым, вновь пресекая мои потуги.

      Петушиная голова. Перекошенный клюв, мутные глазки, вялый гребень. Я сбросил огрызок на солому и вытер руку:

      – Зачем мне это?

      – Пожевал бы. А его не трогай.

      – Я сыт, – кажется, я действительно больше не чувствовал себя голодным.

      – Тогда дай назад.

      Я швырнул голову, она поймала и перебросила черному мне:

      – На, съешь потом, иначе рвать будет.

      Он послушно поймал подачку одной рукой и закинул в тот же карман, куда Пифа поместила свою записку для Б

      – С кем из нас ты разговариваешь?

      – С Пушкиным, с кем же еще?

      – Ясно. Скажи, почему мне нельзя его касаться? Я только хочу посмотреть, какие у него… у меня сейчас глаза.

      – Нельзя, милок.

      – Почему?

      – Ограничения методики. Хотя… – она заглянула в котел, – собственно, что это я? Все готово. Белый, его больше не нужно занимать.

      Разорванная щека поворачивается ко мне, тень плавно уходит с его глаз, меня дергает к нему всем телом, я кувыркаюсь: котел, старуха, цилиндр – и все встает на свои места. Я не могу понять, видел ли его глаза, и какими они были – только черноту, в которую провалился.

      Голова кружится. Белый снова сидит в своей позе по-турецки слева от меня.

      – Так у нас поменялись глаза?

      – Для меня – нет. Для тебя – не знаю.

      – Я не могу их увидеть?

      – Побочный эффект. Чтобы что-то там сходилось у шибко умных. Без парадоксальных осложнений. Духовность с наукой с трудом уживаются. Но я не разбиралась. Я, знаешь ли, больше практик. В отличии от него, – она указала на белого. – Много всякого умеет, но все равно бесполезный. Слишком идеальный. А вот тебе придется потрудиться, раз уж приспичило писать шедевр.

      – Приспичило? Мне это нахер не сдалось, – я отвечаю резче, чем мне на самом деле хотелось. Вырвалось.

      – Ну а зачем ты тогда ко мне пришел? Сам Граф просил тебе сварить.

      – Вот ему оно и надо, что бы вы там ни варили. Граф заладил ту же песню, что и государь – батюшка: стихи гениальные подавай, Русский Дух изволь накормить. А я просто не хочу висеть в коконе тысячу лет, впав в немилость.

      – У тебя что, все так увлекательно в жизни? – она затряслась от сухого хихиканья.

      – Меня не вдохновляет такая перспектива существования. Текущая тоже не фонтан, но…

      – Текущая не фонтан, – повторила бабка и снова зашлась смехом.

      – … Мне кажется, неуместно говорить, что мне приспичило, – уже с искренним раздражением закончил я.

      – Ох, – бабка крякнула и поднялась на ноги, – сосунки, что один, что другой. И зелья-то на вас жалко, а кто-то выдумал на вас всю Духовность слить. Ресурсный менеджмент в этой стране всегда был ни к черту. Ладно, уже сварила. Не пропадать