Последний сеанс. Дарья Викторовна Чаликова

других комнатах жили: идеально равнодушная ко всему на свете старуха, почти глухой старик, непьющий разведенный дальнобойщик и блеклая семейная пара студентов-вечерников, замкнутых друг на друге. Старики ходили только в туалет и на кухню, строго соблюдая очередность. Идеальный холостяк вне смены отсыпался и никогда не ел дома. Молодую супружескую пару Лисич видел только раз – поздно вечером они двумя тощими тенями прошмыгнули от входной двери в свою комнату и там растворились – видимо, в долгожданных объятиях.

      Лисич прикрутил к входной двери роскошную латунную табличку «Доктор Лисич, психологическая помощь гражданам», выставил в коридоре подставку для зонтов в виде черного пуделя, служащего на задних лапах, накинул охотничий овечий тулуп и вышел курить, ковылять и кашлять по кругу внутреннего двора.

      Лисич идет в гору

      В названии своего кооператива Лисич делал ударение на слове «граждане».

      На счастливый случай Лисич не надеялся и граждан отбирал сам: обеспеченных, со связями и влиянием. По вечерам, втиснувшись в новое черное пальто, упаковав длинные ступни в черные лаковые туфли он шел туда, где правильные граждане водились в избытке – на приемы, вечера, закрытые кинопросмотры, юбилеи и детские праздники на 100 человек гостей. Прежде чем предложить свои услуги он долго кружил вокруг жены или любовницы чиновника или быстро богатеющего коммерсанта, высматривая душевную боль, тоску и отчаяние неудовлетворенности. Выкружив свое, действовал уверенно, напористо, но не теряя обаяния. Женщины обычно быстро соглашались стать клиентками доктора Лисича – загадочного и немного пугающего.

      Первую клиентку Лисич подцепил на похоронах. Жена директора ресторана с помпой, как императрицу, хоронила свою мать. За три дня до смерти ее мать справила 98-летнию годовщину – в глубоком и давнем беспамятстве, в душной вонючей комнате. Дочь, сама разменявшая шестой десяток, грузная, жесткая блондинка с воспаленными щеками, тем не менее была безутешна. Голосила не на шутку, заламывала руки и падала, обессиленная от скорби, на прекрасный сверкающий черным лаком гроб, цокая по его крышке золотыми кольцами.

      На следующий день в маленькой приемной за кофе с коньяком, за конфетами, за сигареткой с рюмочкой ликера, под тихое покашливание и располагающее покаркивание доктора Лисича выяснилось, что душа директорской жены и вправду мучается жестокой тоской.

      Молодой любовник, сученыш, гад, мерзкий подонок, не любит ее. Ее! Ее! И не любит. Такую, – шмыг носом, – такую…

      Сигаретная затяжка, дрожание щек:

      – Да она… она… Да от нее прокурор Пресненского района без ума! Влюблен, как мальчишка. Прокурор района! Как мальчишка… А этот… Не любит… Да она…

      И так три невероятно длинных изматывающих часа.

      Только к вечеру грузная и ненасытная душа директорской жены облегчилась. Отсморкав в платок Лисича остатки горя женщина с восхищением и надеждой уставилась на него.

      – Доктор,