Би. Александр Иванович Шимловский

телятками, но вероятней всего не искали, поскольку Новый, равно как и Ветхий Завет, они в глаза не видели и определись местом по практическим соображениям. Юные повитухи решили принимать плод прямо в ванну. Не стоит причислять их к поклонникам сверхмодного впоследствии увлечения – родов в воду. Отнюдь. Во-первых, девчонки накрасили ногти, во-вторых, оттуда что-то течёт, в-третьих, если оно нечаянно захлебнётся,… значит не судьба. Третий пункт никто вслух не обсуждал, но все надеялись.

      Сперва отошла плацента, так сказала Катька, потом в воду сигануло нечто красное, сморщенное. Катька машинально схватила это за ногу и подняла над водой.

      С детства мечтала быть продавцом рыбного магазина.

      Дитя издало первый писк, не больно-то мелодичный. Клавка отрезала портновскими ножницами пуповину, и они совместными усилиями замотали розовую лягуху в казённую простыню. Мамкин живот продолжал неприятное брожение, завершившееся через четверть часа появлением на свет ещё одного печёного яблока. Клавка озабоченно глянула на немецкие часики и недовольно проакала: «Хватит уже, свинаматка калхозная, на танцы апаздаем». Роженица в полном отвращении вылезла из грязной лохани. Танцы пропускать не резон, иначе Пашка-гад переметнётся к дылде Любке. Такого ухажёра потерять из-за пустяка,.. двух пустяков, да ни в жисть! Девочки допили «плодово-выгодное» и рванули в ДК имени Сергея Мироновича Кирова.

      «Шила в мешке не утаишь, не сегодня завтра узнают и, в назидание другим, вытурят и из училища, и из общаги, и хоть вой, хоть в петлю лезь. Одна надежда – околеют, тогда можно в сумку да на помойку, или в речку… Только надо кирпич положить, чтоб не всплыло».

      Кое-как отплясав, (Пашка на танцы не пришел, а Любка весь вечер кадрилась с Валеркой), мамка вернулась с надеждой на худшее. Тщетно. Двойнята орали дуэтом, силясь заглушить включённый на полную громкость, динамик, но куда им тягаться с Ансамблем Советской Армии. Из опаски и любопытства мамаша сунула грудь в слюнявый рот более горластого. Младенец зачмокал, присосался и произошло чудо – в девичьем сердце проснулась материнская любовь. Чем больше он высасывал, тем милее, роднее становился матери. И бровки у него тёмные, и лобик светленький, волоски курчавые, ноготочки масенькие, ручонки пухленькие, ножонками сучит, – прелесть!

      Пришедшие с танцев подруги, внесли некоторые корректировки в зарождающуюся идиллию:

      – Кормишь, корова? – деловито поинтересовалась Катька и добавила, – Рекордистка.

      – Сами дуры! – упрямо парировала мамка.

      – Втарого – та кармила, мамаша? – ехидненько пропела Клавка.

      – На кой ей второй? Ай, вправду, чё делать – то станешь с двумя?

      – Не ваше дело!

      – Знамо не наше, только никто себя отцом двойни не признает, глупая.

      – Пашка на стену палезет ат счастья.

      – Они от Семёна,.. Игоревича.

      – Оба?

      – Не знаю, кажись