Пасынок Вселенной. История гаденыша. Дмитрий Слай

В итоге я стал искать ловушки повсюду. Спустя годы эта привычка не раз спасала мне жизнь.

      Разумеется, он учил меня драться. Но совсем не так, как учат во всех этих секциях, перепоясанных цветными поясами и корчащих из себя то японцев, то китайцев.

      – Это забавно, – говорил про такие секции Виктор. – Впрочем, как хобби вполне оправдано. Все сводится к тому, что двое люто ненавидящих друг друга типов безо всякого оружия сошлись на абсолютно ровной площадке, и их обоюдная ненависть не помешала им договориться не бить друг друга по причиндалам, не кусаться и не выцарапывать глаза. У тебя талант в таких вопросах, и ты это знаешь. Используй все, что есть, смотри по сторонам.

      Да, он учил бить, хватать, выворачивать конечности (сам он делал это мастерски, надо признать), но при обучении всегда присутствовала расставленная в самых неудобных местах мебель, он вполне мог ткнуть под ребра простым ключом, или авторучкой, и уж разумеется не обходилось без натянутой в самых неожиданных местах лески. Ловушки он любил. Заставлял драться сидя на стуле. Стоя спиной к стене и постоянно повторял, что нужно быть идиотом, чтобы позволить себя загнать в подобное положение.

      А однажды… Странно, он никогда не брал с меня никаких обещаний в том смысле, что я не стану драться со сверстниками и как-то применять его науку. Ну в самом деле, для чего обучаться науке, если ее не применять?. Только для ради правого дела? Только вот не сам ли Виктор говорил, что никакого «правого» и «неправого» дела не бывает. Бывает только то, что считается правым или неправым. Но я сам старался избегать острых ситуаций. Совершенно сознательно – просто потому, что боялся. Боялся, что случись неприятность, и наше с ним общение прекратится. Или просто не сможет продолжаться на том же уровне. И правда – если бы директор школы, или Большой Папочка узнали бы чему и как он меня обучает, их бы удар хватил. И я старательно играл роль исправляющегося хулигана. Потому что, помимо всего прочего, в какой-то момент мне стало безумно весело водить их за нос и обманывать.

      Виктор учил как говорить и что говорить в разных ситуациях, объяснял, что обмануть и запутать потенциального противника намного веселее, чем просто набить морду. Набив морду, ты всего-навсего побеждаешь его физически. Но, в то же время, ты соглашаешься играть на его поляне и по его правилам, ибо драка – именно то чего он ждет. Но обманув, ты получаешь возможность им манипулировать. Это в сто раз интереснее.

      Такая вот наука.

      Но я же был подростком – то есть, человеком, готовым в любой момент слететь с нарезки. Кто-то иногда меня цеплял, злил, выводил из себя. И однажды я признался Виктору, что хочу кого-то там убить. Кого я хотел убить? Черт, даже не помню. Но хотел явно.

      Он посмотрел на меня и некоторым интересом. А я избегал глядеть ему в глаза. Почему? Да без всякой причины. Почему провинившиеся дети упорно смотрят в сторону? Потому что провинились.

      Виктор рассматривал меня долго, а потом выдал:

      – Ты такой красивый, когда смущаешься.

      – Чего? – обалдел я.

      Виктор