Королева фей Ланнан Ши. Натали Якобсон

зале, но она все равно оставалась просторной и пустой, в ней не было жизни, лишь печальное ожидание чего-то необычного и даже сверхъестественного.

      Разодетые гости казались роскошной частью залы, пышные, разноцветные платья дам, из атласа и шелка, украшения из драгоценных камней, бриллиантовые диадемы и подвески сияли и переливались в свете свечей. Кавалеры не уступали дамам в элегантности и грации, в красоте дорогой одежды, в позолоченных эфесах шпаг. Однако и тени радости не светилось в лицах гостей, в зале царило выжидающее молчание, никто не смел произнести ни слова.

      Вся толпа гостей ждала и боялась дождаться того самого рокового мига. Священнослужитель уже стоял здесь в своих черных одеждах. Только он один из всех священников осмелился прийти сюда, только один он не боялся тени рокового проклятия, но его сердце тоже дрожало в ожидание чего-то необъяснимого.

      Он любил этого мальчика как собственного сына и разделял с ним горе его первой и последней любви. Он смотрел в красивое, юношески-нежное лицо графа, и жалость к нему переполняла его сердце. Он еще помнил своего лучшего друга – его отца, погибшего вместе с его матерью и оставившего молодого графа одного среди сказочных богатств и множества врагов, готовых в любой миг из злобы и ненависти смести его с лица земли.

      Священник видел тучи над дворцом, как над крепостью смерти, и, хотя внешне он был спокоен, он предчувствовал несчастье, но он не побоялся прийти сюда, чтобы помочь своему другу.

      Купель крещения ждала, и серебристая вода переливалась в ней, словно отблеск предстоящей опасности. В шелке и кружевах в колыбели лежал необычайно красивый ребенок, даже слишком красивый. Бархатистая кожа переливалась в свете свечей, маленькая головка, словно золотом была усыпана светлыми прядками мягких волос, а еще у нее были огромные синие глаза настоящей красавицы, но что-то таинственное уже проступало в них.

      Все боялись подходить к колыбели, середина залы была пуста и одинока в свете хрустальных люстр.

      Только один человек стоял у колыбели, хозяин всех этих обширных владений.

      Все было готово к крещению, но граф медлил.

      Еще один удар часов прозвучал в мертвой тишине, близилась полночь. Граф не боялся ничего на свете, кроме одного, своей дьявольской любви. В волнении и тревоге он взглянул на колыбель страх не оставлял его, этот ребенок, в котором слилась кровь света и тьмы, не мог остаться с ним, с простым человеком.

      Сейчас он сам был врагом себе, его сердце-предатель выдавало в его голубых глазах любовь к той, которую он должен был ненавидеть. Это дитя было памятью о его дьявольской любви.

      Он не глядел на каминные часы, но он знал, что до полночи осталось всего несколько минут.

      – Уже пора, время пришло, – прозвучали холодные слова священнослужителя.

      – Нет, еще немного, – прошептал юный граф.

      – Прошу тебя, ты должен, – шепнул ему священник, – забудь ее!

      – Я не могу, – лишь печально ответил ему тот, – я люблю ее.

      Он