Любовница Леонарда. Роман ужасов. Виктор Иванович Песиголовец

не поднимая головы. – На ферме поломался транспортер, пришлось повозиться…

      – Ты что, сам ремонтом занимался?

      Павло кивнул.

      – А слесарь? Дядя Михайло, Грицай, куда подевался?

      – Он сегодня не работал, – отец вяло махнул рукой с зажатым в ней куском хлеба. – Я его на крестины внучка отпустил. Праздник, понимаешь, сегодня у Грицая.

      – Понятно! – вздохнула Архелия. – Ну, а Федька Ткачук, он куда подевался?

      Павло поморщился, как будто вместо каши отправил в рот ложку тертого хрена.

      – Выгнал я его! Вчера.

      – Как выгнал? За что, батька?

      Отец перестал жевать, отер рот тыльной стороной ладони и, потянувшись к подносу за крылышком, бесцветным голосом произнес:

      – Он опять с перегаром пришел.

      – Но не пьяный же…

      – Может, и не пьяный, а только с похмелья, – пожал плечами отец. – Но случись чего с ним на производстве, кто станет разбираться в таких тонкостях? Скажут, что я допустил его к работе нетрезвого – и под суд!

      Девушка нервно заерзала на табуретке.

      – Да что может случиться с Федькой на ферме? Какие там опасности? Разве что корова хвостом ударит.

      – Не скажи! – не согласился Павло, не спеша пережевывая кусочек мяса. – Федька ведь не только слесарь, он еще и электриком на ферме числился. Не дай Бог долбануло бы его током – хлопот не оберешься!

      С минуту Архелия сидела, опустив голову, и молчала. Потом спросила:

      – Батька, но ты же его потом восстановишь на работе? Восстановишь, да?

      – И не подумаю! – хмуро изрек отец. – Я Федьку уже не раз предупреждал, чтобы приходил на работу трезвым. А он?

      – Но ведь у Федьки трое детей и его Галка опять с пузом ходит, – напомнила девушка. – Если Федька не будет работать, семья с голоду пропадет. Ты же в селе единственный работодатель. А в райцентр не наездишься, да и нечем, сам знаешь, автобус ходит только по вторникам и воскресеньям…

      – Будут жить со своего хозяйства! – Павло опять отер рот, на сей раз уже салфеткой, и потянулся к графину со взваром. – А где кружка?

      – Да вот же, перед тобой! – Архелия указала пальцем на большую сиреневую чашку, стоявшую прямо посередине стола. – Батька, о каком хозяйстве ты говоришь? У Ткачуков, кроме десятка кур да поросенка, ничего нет. И огород у них маленький, да еще и неполивной. Ведь воду они себе не провели – не на что.

      – Какое мне дело до этого? – нахмурил бровь Павло. – Пусть теперь Федька выкручивается, как хочет! Я что ль поил его?

      – Не возьмешь Ткачука назад?

      – Не возьму!

      – Батька…

      – Я своему слову хозяин! – громко произнес отец, хлопнув своей большущей ладонью по столу, и впервые за вечер поднял глаза на дочку. – И запомни на будущее: я в советчиках не нуждаюсь!

      Павло посидел еще несколько минут, попивая взвар, потом поднялся, ополоснул руки под краном и ушел в гостиную, чтобы по своему обыкновению