И учителя английского влюбляются. Прекрасные лимитчики. Гвейн Гамильтон

очень горячее солнце на утро после недосыпа. Я в жизни никогда не забуду то первое утро в России, тот первый шаг из темного, пахучего подъезда, где никогда не работал свет, на летнюю улицу прямо в обьятия ужасной жары. Уж точно не забуду, как приоткрывали и захлопывали двери бабушки, и как вместе со всеми настоящими людьми русского происхождения я отправился в глубины. То есть, в метро. Какая радость.

      Рядом со мной в метро ехала собака, по всей видимости очень интеллигентная и храбрая. Спускалась по огромному эскалатору и даже не держалась за поручни. Подождала на платформе и никого не толкала, несмотря на толкотню. Вошла в вагон и присела. На следующей спрашивает один мужик, смеясь: «Вы не выходите, гражданин?» И собака отходит в сторону. Через две остановки увидела знакомого на платформе и выскочила. Произвело это на меня большое впечатление – раз уж собаки здесь такие молодцы, небось, и люди отменные. Найду то, чего ищу, в этом я был уверен.

      В уверенном настроении нашел офис в старом здании на Новослободской. Издалека неслась английская речь, но непонятно, откуда она исходила, на улице только разваливающееся здание. Чтобы увидеть, надо было поднять свой взор ввысь, к небесам. Там, на разваливающемся балконе, на последнем этаже, учителя стояли и курили. Докуривали и пытались в кого-то попасть своими бычками. Попали – побежали внутрь, и взамен вышли другие учителя закурить. И так весь день шли нескончаемым потоком на фоне жареного солнца. Я слегка ужаснулся, представив, как интеллигентные местные и их собаки, наверное, презирали нас из-за этого хамства.

      Я зашел в подъезд и обнаружил, что бардак простирается от пятого этажа почти до земли. Вся лестница была прикрыта слоем иностранцев и все курили и громко хохотали на своем диалекте. Из-за густого дыма было невозможно разглядеть их лица, и подняться надо было осторожно, идти наощупь. В здании были другие офисы с местными людьми, но они не реагировали плохо, наоборот, слышны были и их голоса в бардаке, хохотали неловкими акцентами по-английски, даже были такие обрусевшие англичане, хохочущие по-русски. Короче, все как в очень веселом кошмаре.

      В своем кабинете сидел молодой директор по обучению, со старым лицом. Приветливый, но в то же время серьезный, он мне вручил дело сразу.

      – Мы не ожидали тебя сегодня, – говорит он, – мы думали, что, может, пару дней будешь бухать после долгого полета, ведь из Канады далеко, небось, устал? Впрочем, хорошо, что пришел, один наш учитель вчера нажрался до последней возможности и не вышел сегодня, ты можешь его группу взять?

      – Конечно, – ответил я, – пустяки. Только подскажите, что говорить.

      – Пороюсь немножко в горах хлама, лежащего на моем старом столе, и достану учебник. Кажется, этот. Вот, идем в учительскую, там тебя познакомим с учителями, кто-нибудь поможет.

      Если на лестнице был безпорядок, то в учительской была драка, и не то что драка, а война. Трудовой элемент выкопал старую гражданскую распрю и давай