Век императрицы. Натали Якобсон

покрывают преступника. Он может стоять возле нас и остаться не узнанным, потому что его тайная сила отводит от него все взгляды.

      Я спрятал заледеневшие руки в карманах и быстро зашагал к переулку, когда вдруг чей-то голос окликнул меня из темноты.

      – Вы не из наших, – произнес кто-то, прячущийся в тени покатого карниза. – Так почему же мне кажется, что вы приобщены?

      – Простите, я спешу, – я бросил быстрый взгляд на долговязого мужчину, который лениво и небрежно, точно большой черный кот привалился спиной к цоколю какого-то здания. Из-под полей шляпы поблескивали искристые черные глаза. Я остановился даже не потому, что меня заинтриговали его слова, а потому, что он напомнил мне кого-то. Того чужака, который, как хозяин разгуливал по опустевшему поместью. Во взгляде, устремленном на меня сейчас, было столько же ненависти и пренебрежения, хотя зачем-то я был нужен незнакомцу именно в этот момент.

      – Какой удивительный цвет неба сегодня, – вдруг произнес он. Его черные глаза устремились ввысь, и, может, мне всего лишь показалось, что в них одновременно вспыхнули ненависть и страх.

      – Я так и жду, что в вышине вот-вот промелькнут его золотые крылья, – в голосе говорившего были и мечтательность, и какой-то необъяснимый трепет, будто перед часом долгожданной мести. – Пылающие дома, отрубленные головы, погубленные жизни – это все его рук дело. Он пронесется по поднебесью, и какая-нибудь мирная станица превратиться в горящее пекло.

      – Вы с маскарада? – я заметил под тенью шляпы края полумаски. Быть может, он заметил меня на карнавале, угадал во мне скромника и теперь решил подшутить надо мной.

      – Нет, я только что из ада, – он чуть подался вперед так, чтобы далекие блики фонаря легки на обнаженную шею и подбородок. Маска скрывала верхнюю часть лица, но вокруг губ разбегались какие-то выпуклые складки. Я не сразу понял, что это за змейки испещрили, как рисунок его кожу.

      – Да, вы оттуда, – подтвердил я, и что-то в собственном предположении показалось мне фатальным. Где этот человек мог так обгореть, если не в аду. Да и человек ли он до сих пор, если успел спастись из пекла. Шрамы вокруг его губ, в складках рта и на шее выглядели просто ужасно. Возможно, они казались белесыми, а не красными только потому, что он присыпал их пудрой. Я понял, почему его ладони надежно скрыты под кожаными перчатками. Он не хочет демонстрировать всем свои ожоги. Он вынужден прибегать к приемам карнавала даже в повседневной жизни.

      – Вы ждете кого-то? – как можно более учтиво поинтересовался я. Этот субъект вызывал у меня одновременно и жалость, и отвращение, и какую-то странную очень сильную неприязнь.

      – Вы заинтересовали меня, – проигнорировав вопрос, сказал вдруг он. – Как будто вы принадлежите к нашему миру, – минуту он долго пристально меня разглядывал, а потом вдруг странно усмехнулся. Под приоткрывшимися губами блеснула эмаль крупных острых резцов. Я живо вспомнил о волках и сделал шаг