Флёр. Роман-файл. Глеб Нагорный

Ему. Я знаю, что мысль погибла на стадии обмена информацией, и всё равно продолжаю работать на Здание и распространять информацию. Так что не переживайте. Все мы одним Зданием писаны. И как знать, может, всё обойдется, и для вас эта командировка будет не последней. Возвращались же другие.

      – И какова их участь? – боязливо осведомился Флёр.

      – Эх, – вздохнул Портфолио, протянув ему циркуляр. – Читайте постскриптум. – Он отворил дверь, ободряюще похлопал командируемого по плечу, перегнулся через дверной проем и, выпроваживая, напутствовал:

      – Я б на вашем месте расслабился. Фантики, витаминчики, музычка. Дорога вам предстоит дальняя, неизведанная. Как знать… Ладно, не буду… – перехватив озлобленно-сломленный взгляд Флёра, прервался Портфолио. – «Граммофон» этажом ниже. Позабавьтесь, не откажите себе в маленьких радостях существования. Ну, а если всё-таки вернетесь, сделайте одолжение, загляните ко мне на «Пресс-атташейную», выпьем по маленькой, больно я по информации изголодался, а то, знаете, очень уж страшно на пыленепробиваемое Окно изнутри смотреть, а не снаружи… А если Оно еще и Погасшее, Окно это, так и подавно… О, какая же я всё-таки посредственность!

      Портфолио притворил дверь, на косяке которой искрилась густая паутина с сытыми полусонными пауками, отдаленно напоминающими буквы www, и жадно обглоданными с разных сторон мушиными тельцами в виде h, t, t, p; r, u, затем, нервно посмеиваясь, подошел к Дипломату, который стал совсем «дерматиновым», нашел в ворохе страниц несколько реклам – жевательной резинки, гуталина и антимоли – и вклеил их прямо в себя. Подошел к столу, налил «Амбассадорской», залпом выпил и, со словами: «Информационные уроды и интеллектуальные шизики», рухнул в стальные никелированные ножки Дипломата, которому должны были присвоить ранг кейса из свиной кожи, но который с каждым всхрапом-вздрагиванием «хармс, хармс», с каждым выпавшим листом, всё больше и больше походил на мятый планшет с дешевыми матерчатыми внутренностями.

      Дипломат повернулся набок, громко, спросонья, выругался, разодрав тишину таинственными, пробирающими до костей, словами «Су-пре-ма-ти-сты. Эрзац. Бытие», – свистнул, и из него выпал очередной рекламный шедевр, на котором значилось:

      «КАЖДОМУ СЛЕПОМУ ПО ИЛЛЮСТРИРОВАННОЙ КНИЖКЕ»

      Кабаре «Граммофон»

      По мере того, как командируемый миновал этажи, пролеты, отсеки и секторы, его не покидало смутное ощущение, что чем дальше он удаляется от отдела лингвистики, тем в более неясном свете предстает для него остальная структура Здания. Ему казалось, что за каждой дверью зияет вход в нечто большее и глубокое, в более абстрактное, не поддающееся точному определению, но в тоже время совершенно оформленное, а само Здание так и вовсе с каждым шагом теряет всякие границы, рельеф и объем. Оно словно нарочно отдаляло Флёра от выхода, превращаясь в мираж, к которому чем скорее приближаешься, тем более