Семья в огне. Билл Клегг

слышит Лидия голос третьей, – какой кошмар! – При этом она наверняка качает головой, скрещивая руки на груди.

      Наконец заговаривает четвертая женщина – видимо, неместная. Именно ей эти трое столь подробно и дотошно рассказывают о случившемся.

      – Как это можно пережить? Как вообще жить после этого?

      Лидия кладет обе руки на колени и закрывает глаза, а шумная опять принимается за свое:

      – Как-как, да никак! Она и не пережила. Страшно даже представить: в одночасье потерять всех родных и близких. Так не бывает!

      Остановить болтушек невозможно. Они точно назойливые мухи, что вьются над ее головой даже потом, когда она идет вдоль городского сквера. Они кружат, жужжат и мельтешат перед глазами, не отставая ни на шаг.

      – Рейд, по-видимому, уехала из города. На запад или на юг или еще куда. Просто исчезла, ни с кем не попрощавшись, сразу после похорон.

      На несколько долгих секунд воцаряется тишина. На кухне гремят и звенят посудой, откуда-то доносится тихое пиканье: грузовик сдает задом по подъездной дорожке.

      – Было расследование, – говорит первая женщина, явно местная, раз уж взяла на себя роль рассказчицы. – Доказательств нет, но, похоже, все устроил этот чернокожий, с которым она жила. И зачем она только с ним спуталась? Да, он был молодой и красивый, но вот что из этого вышло…

      – Вы правда думаете, что он виноват? – с тревогой спрашивает та, что помоложе. Она рассказала про брата и с тех пор молчала. – Сайлас говорит, Люк был хороший начальник. Мама с ним не согласна, но Сайласу он всегда нравился.

      – Ой… да брось… Никто и не сомневается, что это его рук дело. Он же был на кухне! Все остальные спали. К тому же он сидел в тюрьме. За торговлю наркотиками, и все такое. Кокаин, метамфетамин или героин, вроде того. Ничего себе парочка: бывший барыга и модная галеристка из Нью-Йорка. Последние годы она вроде жила здесь постоянно. Наверняка – из-за него.

      – Как такая женщина могла влюбиться в местного бандюка? – спрашивает четвертая.

      – А ты как думаешь?

      «НЕТ, ВЫ ПОСЛУШАЙТЕ!» – кричит Лидия чужими словами. Пока она вставала, стул под ней оглушительно скрипел. «НЕТ!» – снова вскрикивает она и сама приходит в ужас от своего голоса, от его громкости. Так громко она не говорила уже много, много месяцев. Когда она вообще последний раз говорила? Вчера? На прошлой неделе?

      Лидия стоит перед четырьмя женщинами. Трем из них лет пятьдесят – шестьдесят, как и ей, одной – двадцать с небольшим. Как раз ее она знает. Это Холли, Лидия училась в школе с ее матерью. Та была на несколько лет старше и никогда с ней не дружила. Проходят секунды, а Лидия все стоит в опустевшем кафе перед тетками, которые – если не считать Холли – отродясь ничего не делали руками, которых каждую минуту легкой и беззаботной жизни пестовали и холили сперва любящие родители, а потом друзья, парни, мужья, коллеги, дети и внуки. Эти женщины хорошо устроились, их любят. Они глядят на нее