Орден хохочущего Патрикея. Сергей Беспалов

копать? Вот я вам денег и дам.

      – Чего, так просто и дашь? Или чем-то обязаны будем?

      – Нет, обязаны не будете. То есть будете, но не обязаны. То есть обязаны будете, но… не будете. Короче, слушай дело. Дам я вам посылочку. Почему вам? Доверяю потому что безмерно. Я только вам. Надо будет довезти эту посылку до адресата. И только до него, – вращая глазами, интимным голосом нашептывал Андре. Пытаясь периодически вскочить и обнять Эда как родного.

      – Что за посылка? – спросил Эдвард, ловко уворачиваясь от объятий. Чем самым вызывал у новоявленного дона нервный тик и беспокойство. – Объясни, не таясь.

      – Сейчас объясню. Держи. Смотри, – Андрей Джонович пошуршал под столом и извлек на свет Божий кусок белого стекла. И, указав на него пальцем, продолжил: – Это алмаз. Чистой воды.

      – Очень чистой воды?

      – Чистейшей. Стоит очень много. И только ты. То есть только тебе. Я доверяю свои активы. Никто и никогда не смог бы как ты завоевать мое доверие. И потому я вручаю тебе этот алмаз. Сейчас в моей жизни произошел тактический пересмотр ценностей и сущностей. И для того, чтобы повысить свою значимость в этом мире и отказаться от материальных значимых ценностей, вызывающих судорожное желание…

      – Какое желание?

      – Судорожное… желание. А что? Что-то не так?

      – Да нет. Все так. Продолжайте, – Эдвард слушал пафосную речь и думал о счастливом Зуле, оставленном за дверью и освобожденном слушать весь этот феерический бред.

      – Ну вот, значит. Беспокойных и судорожных. Короче, отвезете по адресу. И получите денег. Билеты и командировочные выдаст Филипок. Филипок! Слышишь? Выдашь билеты. И командировочные.

      Для Филипка, стоящего у двери и слушавшего пафосную речь патрона, предыстория заканчивалась не очень радужно. Сложилось неотвратимое впечатление того, что кто-то, но не они с Годзиллой, заработает кучу денег. И от этого было плоховато на сердце и на душе. Но в ответ пришлось кивать, соглашаясь со всем. – Хорошо. Выдам. Все.

      Эдвард поднялся со стула и, завернув «алмаз» в лежащую на столе газетку, вышел в коридор. Где под хвостом синей русалки спал нетерпеливый Зуля.

      Аккуратно ткнув его локтем в бок и дождавшись открытых глаз, Эд устало произнес: – Пойдем. Там все расскажу, – и вытолкнул Зулю на улицу.

* * *

      – Куда этот рыжий таракан подевался? Опять все белье стираное синькой загадил. Опять Лауру гуталином намазал. Ох, бедная кошка. Ох, бедные родители. Когда же угомонится, дефективный? И родители-то воспитанные, интеллигентные. И сестра – вежливая красавица. А этот? Ох, тюрьма по нему плачет. Ох, плачет. В армию бы забрали поскорей, иудушку. Сил нет терпеть его. Нет. Сил. Уволюсь. Лучше подаяние просить на вокзале, чем это отношение к себе. Лучше на помойке проживать, но знать, что проснешься завтра. Чем здесь. Когда каждую минуту над тобой висит дамоклов меч расправы и фантазий этого выродка.

      – Ну, Луша. Ну зачем вы так? Ну какая армия нашему мальчику? Он же в школе еще учится. Ну, любит он иногда поразвлечься. Но все равно