Тайны Нью-Йорка. Вильям Кобб

да хватит говорить о себе, сегодняшний день принадлежит Нетти… – И, обращаясь к молодой девушке, он сказал: – Вы помните нашу первую встречу пять лет назад? Вы были, как и сегодня, очаровательны и добры… В вас было чутье, понимание искусства… Я сказал вам: учитесь рисовать… Я еще помню, как вы неправильно проводили линии на бумаге… Терпение, говорил я вам, а главное – старание! Я заставлял вас работать по пять часов в день… в продолжение целого года, начиная всегда в одно и то же время и заканчивая в те же минуты…

      – А добрая мадам Симонс кормила меня и не брала денег за квартиру… по вашей просьбе, – перебила его Нетти, смотря на толстую хозяйку, которая из чрезмерной скромности прятала свое лицо в кружке с чаем.

      – Вы правы, Нетти! Мы не забудем никогда, что она сделала для нас, – продолжал Колосс взволнованным голосом.

      – Я прошу вас, – сказала мадам Симонс глухо, – не вмешивать меня в ваши истории и оставить меня в покое!

      У доброй женщины показались слезы на глазах.

      Нетти встала, взяла ее голову обеими маленькими руками и поцеловала. Толстая хозяйка вырвалась, шумно высморкалась и воскликнула:

      – Я же вам сказала, оставьте меня в покое… Я люблю общество, вот и все!

      – Возвращаюсь к Нетти, – сказал Колосс. – Через год она умела рисовать… но ей был знаком только процесс рисования. Тогда я взялся за нее серьезнее, отнял все модели… ей пришлось рисовать по памяти… Она должна была копировать формы, которые возникали в ее воображении. Затем я ей дал в руку кисть… Сегодня пять лет с того дня, как она начала проводить первую линию, и вот через несколько часов достопочтенная Национальная галерея Нью-Йорка откроет двери гудящей толпе… и эта толпа в изумлении остановится перед прекрасным произведением нашей Нетти! Нашей Нетти, которую я сделал живописцем, я, Колосс, посредственный рисовальщик и неумелый пачкун… я, уверяющий, что можно дойти до всего, не следуя никакому другому правилу, кроме того, которое формулируется двумя словами: «Терпение! Старание!»

      – Точно так же было и со мной, когда я ощупью искал своего призвания: вы сделали из меня доктора, которым, я надеюсь, вы будете иметь право гордиться, – сказал Эванс, пожимая руку старика.

      – Э, боже мой! – воскликнул Колосс. – Да к чему же служили бы живые силы природы и разума, если бы хорошее направление не развивало их во всей полноте?

      В эту минуту прозвенел звонок у двери.

      – Опять почтальон! – сказала мадам Симонс. – Сегодня какое-то почтовое утро…

      Она вернулась с конвертом в руках.

      – Письмо мисс Нетти Дэвис. М-да, – прибавила она, грозя пальцем молодой девушке, – у вас слишком большая корреспонденция, моя красавица…

      Нетти взяла конверт.

      На нем была печать и подпись: «Арнольд Меси и К^о. Нью-Йорк, Нассау-стрит, 5».

      Она вдруг страшно побледнела и, сделав над собой усилие, отдала письмо Колоссу, который поспешно распечатал его.

      – Вот, слушайте!

      И он прочел громким