Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй. Нелли Шульман

юстрации, 2018

      ISBN 978-5-4490-5623-8

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Часть четвертая

      США, август 1945

      Полигон Уайт Сэндс, штат Нью-Мехико

      Легкая, решетчатая конструкция бросала тень на песок. Солнце вставало из-за зубчатых вершин дальних гор, на западе. У крыльца деревянного барака, у колеса армейского виллиса, в тени, застыла красивая, блестящая ящерица. Дверь скрипнула, зверушка мгновенно исчезла из виду. Крепкие ботинки прогрохотали по ступеням, на заднее сиденье виллиса бросили вещевой мешок, темно-зеленого брезента.

      Поднявшись до рассвета, Мэтью сам сварил себе кофе, на кухоньке научного сектора, как называли барак. Неподалеку, за новой конструкцией, для запуска ракет, поблескивала алюминиевая, гофрированная крыша Строения 1538, как оно называлось в документах. Здешнюю территорию именовали Площадкой для Запуска Номер Один.

      Владения ракетчиков были только частью огромного полигона, в юго-западном углу пустынного штата Нью-Мехико, на границе с Техасом. Немного севернее лежала площадка, где в июле испытывали Штучку, атомную бомбу. Мэтью думал о бомбе почти с нежностью:

      – Мы были уверены, что творение Вороны не подведет. Так оно и вышло… – вчера с базы на Марианских островах, на самолете, прислали снимки разрушенного Нагасаки. Америка знала об атаке. После бомбардировки Хиросимы президент Трумэн, находясь в Потсдаме, записал обращение к нации.

      – Он объяснил, что мы должны были опередить немцев в создании атомного оружия… – Мэтью прислонился к еще не нагревшемуся на солнце борту виллиса. Трумэн утверждал, что атомная бомба спасла жизни тысяч американских солдат, воюющих на Тихом океане:

      – В конце концов, он прав, – хмыкнул генерал Горовиц, – взять хотя бы гибель «Индианаполиса» … – в последний день июля японцы, у берегов Филиппин, пустили ко дну тяжелый крейсер американского флота. Почти тысяча моряков, четыре дня, ждала помощи, в кишащем акулами море:

      – Погибло шесть сотен человек, потому, что неправильно организовали эвакуацию, – вздохнул Мэтью, – вернее, совсем не организовали. Покойный Аарон, хоть и не моряк, но справился, сохранил жизни большинства экипажа. Не зря он Медаль Почета получил… – после визита в Гнездо Мэтью намеревался навестить столицу и Нью-Йорк. Он соскучился по Деборе:

      – Я к ней почти месяц назад заезжал, перед испытанием Тринити… – Мэтью рассматривал готовое к приему груза Строение 1538, – только сначала я завершу дела с Вороной… – у него в кармане лежала подробная, военная карта залива Пьюджет-Саунд, с отмеченной точкой рандеву.

      Мэтью собирался сделать вид, что увез кузину на северо-запад, в лесную глушь, по ее просьбе. Куратор из советского посольства снабдил его отлично состряпанной, предсмертной запиской доктора Кроу. Женщина прощалась с братом, объясняя, что не в силах жить дальше, из-за вины перед человечеством:

      – Я не могу нести столь тяжелое бремя, Стивен. Мои труды привели к гибели невинных людей. Я чувствую преступность своего дальнейшего существования, и пришла к выводу о необходимости его прекратить… – письмо написали, пользуясь образцами почерка кузины, сохраняя ее стиль. Записку Ворона оставляла в комнате уединенного санатория, на одном из островов залива. Мэтью заранее, телефонным звонком, забронировал пребывание в лечебнице. Ему, а вернее, его родственнице, мисс Смит, оставили палату высшего класса. Отследить звонок никто бы не смог. Генерал воспользовался телефоном-автоматом, на кампусе Калифорнийского Технологического Института, в Пасадине. Мэтью не боялся появляться в санатории:

      – Констанца впала в шок, в депрессию, – он отхлебнул холодного кофе из стальной фляги, – она хотела спрятаться в глуши, вдалеке от людских взоров. После известий о разрушении японских городов, она даже Оппенгеймера видеть не могла. Но я родственник, кузен, близкий человек. Я, можно сказать, спас ее… – в вещевом мешке он спрятал письма полковника Воронова, к его возлюбленной Констанце.

      Несколько раз отрепетировав монолог о дружбе с летчиком, начавшейся в Мурманске, Мэтью остался доволен:

      – Она мне поверит. Я ей объясню, что делать… – Констанца должна была взять в санатории лодку, и уплыть в залив:

      – Она поймет, что только имитировав самоубийство, она сможет воссоединиться со Степаном. Я ей пообещаю, что в СССР Степан устроит их побег… – Мэтью сомневался, что кузина, когда-нибудь, встретит русского возлюбленного:

      – Он от голода польстился на уродину. Констанца, хотя бы, не лошадь, как норвежские женщины… – Мэтью мало интересовала судьба полковника Воронова. Участь кузины была ясна. Доктор Кроу отправлялась в закрытую атомную шарашку:

      – Может быть, она меня еще увидит, когда я начну курировать советский ядерный проект, – понял Мэтью, – но я уверен, что она, к тому времени, погрузится в свои вычисления. Она даже не обратит внимания, в какой стране находится. Какая ей разница, на рубли или на доллары, ей покупают кофе, яблоки и сигареты… – кузина питалась