Камо грядеши. Анатолий Агарков

умолкаю я. Света завладела инициативой.

      – Ладно, встаем – пора одеваться.

      Глаза ее полны слез. Она косится на меня и вытирает их украдкой.

      – О чем ты думаешь? – я с тревогой.

      – О лжи.

      – Серьезно? О какой лжи?

      Света прищуривает глаза.

      – Ты врешь, что живешь: ты – покойник.

      – Не понял.

      – Флюрка про тебя говорила: целыми днями лежишь на диване и о жене сбежавшей страдаешь, а по цеху как зомби ходишь….

      Я дал ей возможность выговориться, потом погоревать.

      Покормил в кафе на вокзале, купил билет, посадил в автобус.

      Я не из тех, кто публично выражает свои чувства: никогда не стану целоваться на людях – мы просто смотрим в глаза и прощаемся.

      – Мы могли бы быть счастливы, – говорит она.

      – Послушай, ты все принимаешь близко к сердцу и слишком торопишься сделать вывод. Давай назначим новую встречу и там увидим, что получится. Дай телефон, я тебе позвоню. А ты пиши – Флюра даст адрес.

      Света грустно улыбается:

      – В отпуск приезжай.

      – В этом году отпуска зарубили.

      – Снова врешь?

      – Спроси у Флюры.

      – Я люблю тебя, мастер, – шепчет она.

      – Это проходит.

      Автобус отходит. Мы машем друг другу.

      Вернулся домой, прибрался, и спать. Приснилась мне Лялька – рядом лежит. Я ласкаю ее и целую. Потом вижу руку свою на ее прекрасной обнаженной груди. Рука эта не моя – крупная, грязная, со сбитыми ногтями и наколкой на запястье «не забуду мать родную». Вздрагиваю. «Что случилось?» – спрашивает жена. «Что-то не так», – отвечаю. Она хватает незнакомую руку и крепко-крепко прижимает к себе. «Все так».

      Когда просыпаюсь, к моему удивлению, в комнате вижу курсанта Эдика.

      – Было открыто, и я постучал. Кто тебя так?

      Будем считать, что он извинился.

      – С дивана упал. Долг принес?

      – Погоди еще. Ты когда на работу пойдешь?

      – Когда пригласят.

      – Керосинчику принеси бутылек.

      – Зачем?

      Он недоуменно смотрит на меня, будто пытаясь понять смысл вопроса.

      – Как зачем? А…! Помнишь, Верку? Наградила, бл..дь, мандавошками.

      Я и бровью не повел: как будто все абсолютно естественно – где проститутка, там мандавошки. Потом память преподносит сюрприз – в тот день сосед надевал мое трико. И от этой мысли внутри все переворачивается. Тут же возникает желание обо что-нибудь почесать кулаки. Лицо курсанта от мусарни – соблазнительная мишень.

      – Ты трико мое брал – постирал, возвращая?

      На его недоумение взрываюсь:

      – Пропадите вы пропадом, мусора с проститутками! Пошел вон и трико прихвати.

      Сосед исчезает, прихватив мой подарок. А я напрягаю память – надевал ли его после того случая? Выходило, что надевал – когда в душ ходил, а потом со Светкой спал…. О, черт! Фантастическое невезение.

      По дороге на завод греет одна только мысль – я