Последний шедевр Сальвадора Дали. Лариса Райт

и, если честно, даже без родителей (хотя я, конечно, в отношениях с отцом дал маху)[9], но вот без друзей – никогда. Хорошо, что сейчас весна.

      Переходы с одной темы на другую уже стали привычными. Апрель для прогулок во время сиесты действительно был неплох. Солнце припекало, но жара не была удушающей. Легкий ветерок покрывал кожу приятным теплом, цветущий миндаль наполнял воздух нежным цветом и запахом. Дали и Анна не спеша шли мимо сквера, как вдруг художник запрыгнул на скамейку и начал декламировать:

      Та наскальная роза, которой ты бредишь.

      Колесо с его синтаксисом каленым.

      Расставание гор с живописным туманом.

      Расставанье тумана с последним балконом.

      Современные метры надеются в кельях

      на стерильные свойства квадратного корня.

      В воды Сены вторгается мраморный айсберг,

      леденя и балконы, и плющ на балконе.

      Осыпается с окон листва отражений.

      Парфюмерные лавки властями закрыты.

      Топчут сытые люди мощеную землю.

      Утверждает машина двухтактные ритмы.

      Дряхлый призрак гераней, гардин и унынья

      по старинным домам еще бродит незримо.

      Но шлифует зенит свою линзу над морем

      и встает горизонт акведуками Рима.

      Моряки, не знакомые с ромом и штормом,

      истребляют сирен по свинцовым лиманам.

      Ночь, чугунная статуя здравого смысла,

      полнолуние зеркальцем держит карманным.

      Все желаннее форма, граница и мера.

      Мерят мир костюмеры складным своим метром.

      Натюрмортом становится даже Венера,

      а ценителей бабочек сдуло как ветром…

      …О Дали, да звучит твой оливковый голос!

      Назову ли искусство твое безупречным?

      Но сквозь пальцы смотрю на его недочеты,

      потому что тоскуешь о точном и вечном.

      Ты не жалуешь темные дебри фантазий,

      веришь в то, до чего дотянулся рукою.

      И стерильное сердце слагая на мрамор,

      наизусть повторяешь сонеты прибоя…

      Закончив, Дали как ни в чем не бывало слез со скамьи и уселся туда, где только что стоял:

      – Федерико Гарсиа Лорка, – почтительно объявил он. – «Ода Сальвадору Дали». Отрывок. Мой друг был необыкновенен. Он, как Дали, обожал ясность, симметрию и гармонию. И достигал ее в своих стихах. Если мне и есть за что благодарить Академию, так это за знакомство с Лоркой. Ну и за то, что меня из этой Академии вышибли. – Он хмыкнул. – Я бы на твоем месте подумал, стоит ли вообще туда соваться, к этим приверженцам догм и канонов. Но вот если знать наперед, что тебя может там ждать встреча с другом… Есть у тебя друг?

      Анна покачала головой. Не до друзей ей было. В художественной школе раньше были подружки, вернее, приятельницы. В творчестве, как ни крути, все конкуренты. Ну а как только

9

На одном из холстов Дали сделал надпись «Иногда я с наслаждением плюю на портрет своей матери». Скорее всего, художник и не думал оскорблять память своей матери, которую нежно любил. Скорее всего, он хотел вызвать в себе новую гамму чувств и переживаний. Но отец, доведенный до крайности эксцентричными выходками Сальвадора и к тому же настроенный против его связи с Галой, выставил сына из дома. В ответ художник послал отцу конверт со своей спермой и подписью: «Это все, что я тебе должен». Но впоследствии в собственной книге «Дневник одного гения» Дали открыто сожалел о своем поступке и очень тепло отзывался об отце.