Своя правда. Константин Сергеевич Минин

частей.

      В это мгновенье в прихожей хлопнула дверь, и по шуршанию плаща я узнал маму. Выдернув руку из не очень крепкой хватки отца, я выбежал в коридор.

      – Здравствуй, мама.

      Она стояла в прихожей и медленно стягивала с ног кожаные сапоги.

      Я не мог скрыть волну нахлынувшей на меня радости, вызванной ее приходом. Она привычным жестом поцеловала меня в щеку и отстранила в сторону.

      – Мне нужно с тобой поговорить.

      Ее голос не выражал никаких эмоций, вернее он не выражал никаких положительных для меня эмоций. Пытаясь ускользнуть от неприятного разговора, я затараторил:

      – Мама, там мой телефон, он…

      Она не слышала меня. Ее глаза напоминали стеклянные протезы, а на щеках блестели две дорожки слез.

      – Значит, ты у меня болен?

      Спокойным медленным голосом говорила она, глядя куда-то вдаль сквозь мою голову.

      – Значит, не можешь прийти в школу?

      Она пошарила рукой в кармане и вытянула из него измятую желтую бумажку, которую я сразу узнал.

      – И бланк с печатью у меня украл!

      Я видел, как краска заливала ее щеки.

      Не ожидая ничего хорошего, я резко развернулся и, пробежав по длинному коридору, закрылся в своей комнате, подперев дверь кроватью.

      Не знаю, кто проектировал эти странные высокие дома из бетонных плит, понатыканные по всему нашему городу, но устроены они чудно. Когда я был маленький, мне казалось, что в нашем доме живут призраки, и я боялся оставаться один. Иначе я никак не мог объяснить странные голоса и звуки, то и дело появляющиеся, на первый взгляд, ниоткуда. Особенно меня пугал кашляющий старик, "живший" в коридоре. Это потом мама объяснила мне, что это не призраки, а соседи, которых мы можем слышать из-за каких-то пустот в плитах. Может быть, она меня обманула, возможно, это все-таки призраки, и никаких пустот в плитах не бывает, но одно я знаю точно, если лечь на мою кровать головой к окну и прислушаться, можно отчетливо слышать все, что происходит в кухне, да и в остальной квартире тоже.

      . . .

      – Иди ко мне, я тебя обниму!

      – Ты зачем сразу пить начал? Не мог потерпеть немного?!

      – А что? Я совсем чуть-чуть.

      – Чуть-чуть ты не умеешь.

      – Умеешь, не умеешь! Я имею право! Я – в отпуске!

      – О сыне подумал бы, чему ты его можешь научить в таком состоянии.

      – А чего о нем думать! Пусть радуется тому, что я однажды не подумал, и вот теперь он есть.

      То ли кашель, то ли смех прервал его речь. Где-то на окраине моего сознания мелькнула мысль: может быть, он подавился и сейчас умирает, хотя пустое все это, она же врач, она его спасет.

      – Ты его мать! Ты и думай! А учить его должны в школе.

      – Я и хотела, чтобы ты с ним поговорил про школу, когда протрезвеешь.

      – А что со школой? Нужны деньги на ремонт подоконников? Или сортиров?

      – Сережа в этой четверти не аттестован по двум предметам.

      Я бесшумно встал с кровати, подошел к шкафу.

      – Классный руководитель жалуется на него.

      Открыл дверцы, достал чистые джинсы и пуловер.

      – Говорит,