Грани. Борис Григорьевич Дынин

Мария тем временем поставила таганок, наложила в предтопочник тонких щепок и развела огонь.

      В комнату впорхнула копия Марии, только намного моложе и с подойником. Увидев незнакомого человека, она взглянула на свои ноги, обутые в лапти, смутилась и покраснела.

      – Это наша дочь Нюра, – представила её Мария. – Принесла парное молочко, не желаете?

      Михаил отказался. Вскоре появился сын Михеича – Василий, тоже в лаптях, однако без тени смущения.

      В большой сковороде на таганке вскоре весело за скворчало сало, по дому потянулся аппетитный запах. Михаил наблюдал, как Марья разбивает яйцо за яйцом, казалось, этому процессу не было конца. «Неужели всё это возможно съесть?» – подивился он про себя. Вскоре прибыл и сам хозяин. Марья высыпала на стол деревянные ложки, поставила глиняные кружки, два жбана с молоком, в одном – холодное, а в другом – парное, большую сковороду с невероятным количеством яиц.

      Хозяин нарезал крупными ломтями хлеб.

      – Негоже Бога гневить, – пробормотал он, – гость в доме, а чем встречаем его? Давай-ка, Марья, поищи в своих закромах. Может, найдёшь чего подходящего для такого случая, – продолжал Михеич, у которого это подходящее за длинную дорогу от райцентра полностью выветрилось.

      Мария поднялась, ушла в сени, вскоре вернулась с бутылкой мутноватого самогона. При виде бутылки и при мысли, что придётся это пить, Михаила всего передёрнуло. Михеич разлил по кружкам, в нос ударил запах, от которого аж перехватило дыхание, однако сопротивляться было бесполезно, но налили всё-таки меньше.

      Дружно и деловито выпили. Затем началась работа, которая называется «едой». Это действительно была работа, делалась она так же серьёзно и добросовестно, как и любая другая хозяйственная работа. Было важно восстановить растраченные силы, чтобы завтра можно было работать на полную.

      Они ели неторопливо и много, воспринимая еду как благо. Они несли к общей миске или сковороде ложку и, зачерпнув, несли далее ко рту, подставив хлеб. Михаил ел мало, насыщение наступило быстро, он с трудом справлялся со своей порцией. Еду ему подали в отдельной миске, он еле осилил.

      По завершении трапезы Мария и Нюра ушли, убрав всё со стола, мужчины остались. Михаил поинтересовался, сможет ли он завтра найти Василия Игнатьевича, и Михеич предложил, что утром сам зайдёт к Василию Игнатьевичу и предупредит о визите, а потом они к нему отправятся вместе. Такая готовность Михеича помочь очень понравилась Михаилу.

      Вскоре из соседней комнаты за перегородкой раздался голос Марии, что постель готова, и что гость может укладываться спать. Комната оказалась меньшего размера. Слева от входа стояла железная кровать, а справа – топчан. От печи до наружной стены тянулись задёрнутые пологом полати. «Наверное, это и есть кровать Нюры», – подумал Михаил.

      Хозяева расположились на полатях, туда же забралась и Нюра. Василий улёгся на топчане.

      А Михаил блаженствовал в мягкой кровати. Вскоре ему стало ясно, что никто из хозяев не страдает бессонницей, однако и Михаила этот