Спасенному рая не будет. Трилогия. Книга вторая. Голгофа. Юрий Дмитриевич Теплов

может, завалялась там банка?

      – Вчера только лазил, остатки дяде Памфилу слил.

      – Он вам денег привез? – она явно оживилась.

      – Привез, – не решился на обман Шурик.

      – И то, покрутил пару часов баранку, и несколько сотен в кармане. Мам, дай взаймы сотенку!

      – Не дам! Сала шматок отрежу. И картошки ведерко отсыплю.

      Шурик щелкнул кнопкой пульта, и на экране телевизора появился зал заседаний Госдумы с депутатами крупным планом.

      – Во! Жирик! – воскликнул Гавря, и бугристое лицо его зашевелилось, обрисовывая неровности.

      – Ага, жирует, – откликнулась Ульяна. – Все они там тыщами ворочают.

      – Шурка! – позвала баба Паня внука. – В сенях графин стоит, после Памфила остался. Принеси. Слазь в погреб, отрежь родителям сала и отсыпь ведерко картохи.

      Сжалилась все-таки старая над жаждущими дочерью и зятем. Шурик принес на четверть заполненный графин и миску с солеными помидорами. Гавря проворно перекочевал за стол.

      – Садитесь! – пригласила Ульяна Алексея.

      – Мы уже позавтракали.

      – А соточку в честь знакомства?

      – Не употребляю. Чайку выпью.

      Гавря разлил самогон в два стакана. Без тоста выцедил свою долю до дна. Ульяна отпила половину. Баба Паня, стоя у печки, осуждающе наблюдала за ними. Шурик, вернувшись со двора с ведерком картошки и завернутым в чистую холстину салом, снова устроился перед телевизором и щелкнул переключателем.

      Перед зрителями предстали сначала Максим Галкин в обнимку со стареющей примадонной эстрады, затем ее бывший молодой муж.

      – Во! Зайка! – опять воскликнул Гавря.

      Ульяна досадливо осадила мужа:

      – Твоему Зайке шмель в задницу залетел, вон как дергается! Сколько раз скакнет, столько тыщ и отхватит. Переключи, Шурик!

      Новый канал транслировал соревнования по теннису.

      – Во! Шарапова! – подал голос Гавря.

      – Ага, Шарапова, погоняла мячик, и тыщи огребла!

      – Хватит тебе про деньги! – осадила ее мать.

      – А я – что? Не права? Кто от жиру бесится, а кому на чекушку не хватает!

      – Работайте, и будет хватать!

      Жизненный уклад этой семейной парочки не стал для Алексея открытием. Они перебивались случайными разовыми заработками и подачками доброхотов, отчаянно завидовали удачливым, сами же не желали палец о палец ударить, чтобы изменить свое бытие. Понятно, что баба Паня осуждала дочь за безделье и пристрастие к выпивке и винила во всем зятя. Но дочь есть дочь, она жалела ее и, чем могла, помогала.

      Алексей допил чай и вперил тяжелый взгляд в переносицу Ульяны. Она сделала попытку улыбнуться в ответ, но у нее ничего не получилось. Тело ее ослабло и привалилось к стене. Лицо стало жалобным, как у ребенка, затем разгладилось и застыло с открытыми, ровно бы остекленевшими глазами.

      Баба Паня возилась у печки. Шурик, выключив телевизор, скрылся в спаленке. Гавря сопел и клевал носом. Алексей продолжал сверлить взглядом Ульяну,