Без гнева и пристрастия. Анатолий Степанов

Денис Ричардович молчал, прикрыв глаза. Страшно молчал. Для того, кто позвонил. Помолчав, директор сказал:

      – Ты понимаешь, что ты сделал?

      – Понимаю, – безнадежно подтвердила трубка.

      – Понимаешь, что фуфель слепил, сучара греховная?

      – Понимаю.

      – Понимаешь, что я тебя по уши в землю вобью и в ноздрю цветочек вставлю?

      – Понимаю.

      – Как дальше жить собираешься?

      – Старик его сегодня наверняка заберет и в Москву потащит.

      – В каком он состоянии?

      – Так откуда же я знаю!

      – Узнай, прежде чем начинать. А начинать придется с сегодняшнего дня: мне они, фраерок парнокопытный, напрочь не нужны. Сколько у тебя там людишек?

      – Со мной десять. В трех машинах.

      – Должно хватить. Понимаешь, таракан? Должно!

      – Прости меня, Хан.

      – Если хорошо потрудишься, завтра прощу.

      Глава 18

      Главврач Юрий Серафимович улыбнулся и спросил:

      – А почему не сразу к нему?

      – Боюсь, – признался Смирнов.

      – Бояться нечего. – Юрий Серафимович вылез из-за стола и устроился в кресле напротив отставного полковника. Видимо, главврач обосновался в Мельниках надолго: кабинет был обжито-уютен, домашний такой. С любимыми мелочами кабинетик. – В принципе, он физически вполне здоровый человек. Ожоги были поверхностные, не ожоги даже, а, как бы попроще выразиться, опальности, что ли. А вывих, если он не привычный, утихомиривается в три дня. Смотрю на него и удивляюсь: как он сумел, почти в беспамятстве, из такой безнадеги выбраться?!

      – Ну а как он сейчас в психическом плане? – стараясь быть на уровне, коряво выразился Смирнов. – Вспомнил хоть что-нибудь?

      – Ни хрена! – почти радостно заявил Юрий Серафимович. – Меня этот случай крайне заинтересовал.

      – Меня тоже, – на ясном глазу признался Смирнов. Типовая больница, одинаковая и в Адлере, и в Находке, и в Моршанске. Двери, двери, закуток для дежурной, опять двери. И у торцового окна напротив сортира и пожарного ящика – бокс.

      У бокса остановились. Юрий Серафимович глянул на Смирнова лукаво.

      – Вы готовы, Александр Иванович?

      – А черт его знает!

      – Тогда пошли.

      Человек смотрел в потолок. На шум открываемой двери обернулся и встретился глазами со Смирновым. Без эмоций смотрели и смотрели.

      – Не он, – твердо заявил Смирнов. – Это не он! – Поставил сумку на пол, прожурчал молнией, вытащил три пластиковых кулька с бананами, виноградом и апельсинами, поставил, с трудом уместив, на тумбочку и пожелал: – Пожуешь винограду, может, вспомнишь что. – Человек неотрывно смотрел на него. – Говорить-то можешь, парень?

      – Могу, – хрипловато ответил паренек.

      – Уже слава богу.

      – Значит, не он? – непонятно-угрожающе спросил Юрий Серафимович.

      – Нет, не он, – даже с вызовом подтвердил Смирнов. Человек вновь повернулся на спину и вновь уставился в потолок.

      – Вам нехорошо? – спросил