Роман без героя. Александр Дмитриевич Балашов

капут! Фсё будет карашо! Бабка, курка, яйко!

      Бывший разведчик отряда «Мститель» мститель даже опешил.

      – Пользуешься, что отца твоего в школу не могу вызвать?

      – А вы попробуйте. Может, его и отпустят по вашей записке…

      У Альтшуллера не было, по просвещенному мнению сеятелей вечного и доброго, главного – уважительности. Уважительность – отличительная черта слободского учащегося. Пашу Альтшуллера таковым не считали. Видно, сын антисоветчика изначально не мог быть хорошим советским школьником.

      Как-то Старый Ученик довел Бульбу до белого каления , и тот сказал ему:

      – Ну, погоди, немецкая овчарка! Ты у меня не гавкать, а выть будешь… Тогда завиляешь хвостом.

      А Пашка никогда ни перед кем хвостом не вилял. Потому что «хвостов» по предметам у него не было. Учился он лучше всех. Но на школьной Доске почета его фотографии почему-то не было.

      – Почему тебя на доску не вешают? – спросил я его.

      – Правильно, Иосиф, что не вешают, – ответил он. – Мне уже шестнадцать, а ничего не сделано для бессмертия…

      Глава 11

      ПОДБРОСЬ ДРОВЕЦ, СВЯТАЯ ПРОСТОТА!..

      Иосиф Захаров об уме и горе от него в аномальных зонах

      Я понял, что натворил, когда Анка-пулеметчица объявила нам о незапланированном комсомольском собрании.

      На том уроке мы «проходили» Грибоедова. Анна Ивановна спросила:

      – А почему Грибоедов назвал свое произведение «Горем от ума»?

      Все молчали.

      – Захаров! – подняла она меня. – Ну, уважаемый главный редактор «Крокодила»?..

      Я вздохнул:

      Отпустите, Анна Ивановна, душу на покаяние… Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок.

      – Сатира в нашем обществе, – поправила она меня, – не оскорбление, а необходимое для выздоровления от излишнего самомнения лекарство.

      Она жестом усадила меня за парту, кошачьим неслышным шагом подошла к парте, за которой в гордом одиночестве сидел Пашка. Как всегда он читал каку-то умную книгу, держа фолиант на коленках.

      – А вы, сводный брат товарища редактора, гражданин Альтшуллер, что скажите…

      Паша вздрогнул, книга шумно упала на пол – класс гоготнул.

      – Простите, я не расслышал ваш вопрос…

      – Рано стали глохнуть, Бетховен, – поднимая с пола книгу Светония «Жизнь двенадцати цезарей», холодно сказала Анка-пулеметчица. – А я думала, что ты Грибоедова читаешь…

      – Горе от ума бывает только в России, Анна Ивановна, – ответил мой друг. – Яркий тому пример – мой бедный отец.

      – Я про отца тебя не спрашиваю… – тут же отреагировала Анна Ивановна. – Ты мне скажи, в чем подтекст фразы Чацкого: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок!»?

      Паша подумал, пожал плечами:

      – А тут никакого подтекста и нет. Куда бы он не уехал, все дороги ведут к коммунизму…

      Класс взорвался хохотом.

      – Тихо! – испуганно замахала руками Анна Ивановна, проверяя, плотно ли прикрыта дверь класса. – Молчать, разгильдяи!