Память любви. Бертрис Смолл

двух воинов и вручил сестре драгоценный реликварий.

      – Мне он обошелся в двадцать золотых флоринов! – бушевал Ллуэлин. – Матери-настоятельнице монастыря Святой Марии во Вратах следовало бы родиться менялой! Она торговалась со мной до седьмого пота! Надеюсь, мои усилия того стоили!

      – Хочешь взглянуть на дочь? – спросила аббатиса, гладя золотой ящичек.

      – Значит, вы все-таки начали! – обрадовался он.

      – Разумеется. Ничего не поделаешь – иначе мы не успеем к весне.

      Позвонив в колокольчик, она велела монахине позвать Ронуин. Увидев дочь, принц изумился. Одетая в изящное голубое платье с длинными узкими рукавами, подпоясанное крученой золотой тесьмой, она казалась неземным видением. Золотистые волосы немного отросли, и доходили почти до плеч. На голове красовался венок из живых цветов. Девушка поклонилась сначала тетке, потом отцу.

      – Посылали за мной, госпожа аббатиса?

      – Твой отец хотел увидеть тебя перед отъездом, – объяснила Гуинллиан.

      – Она говорит по-норманнски! – возбужденно воскликнул ап-Граффид.

      – Я учусь, господин мой. Мне сказали, что англичане часто говорят на нем, хотя у них есть и другой язык.

      – Но ты учишь тот, на котором объясняется знать. Поразительное превращение! Сестра, ты уверена, что она не готова к отъезду?

      – Нет, Ллуэлин, конечно, пока рано. Не стоит так спешить. Нам еще многое предстоит сделать, не говоря уж о недошитых платьях. До весны и речи быть не может о ее отъезде. Приезжай ко дню рождения дочери, если, разумеется, она вдруг не решит стать одной из нас, – пошутила аббатиса.

      – Не дай бог! – воскликнул принц.

      Ронуин рассмеялась:

      – Не бойтесь, господин мой, та жизнь, которую ведет моя тетя, – не для меня. Когда вернетесь в апреле, исполню вашу волю.

      – Попрощайся, Ронуин, и можешь идти, – велела аббатиса.

      – Прощайте, господин, – промолвила девушка и с поклоном удалилась.

      – Она ни разу не назвала тебя отцом, – заметила Гуинллиан.

      – В отличие от парнишки Ронуин считает меня виновным в смерти матери. Она никогда не любила меня, сестра, и, как все дети, хотела, чтобы мать уделяла внимание только ей. Каждый раз, когда я навещал мою прекрасную Валу, девочка смотрела на меня волчонком. С годами ничего не изменилось, но это не важно. Главное, чтобы она почитала и слушалась меня.

      – Не знаю как насчет почтения, но она верна слову. Ронуин не подведет тебя, и если нарожает своему лорду много детей, тот со временем полюбит ее. Поддержка мужа будет необходима ей, когда Англия и Уэльс вновь станут врагами, что, несомненно, произойдет рано или поздно.

      – Такова ее судьба. Мне же предназначено иное, более важное, – задумчиво сказал Ллуэлин. – А теперь, сестра, мне пора. Вот, возьми это. – Он положил ей на колени два кожаных мешочка. – Здесь плата за обучение моей дочери.

      Я доволен успехами Ронуин, но, когда вернусь, ожидаю увидеть настоящее чудо.

      – И ты его увидишь, – пообещала Гуинллиан.

      – Знаю.