Темное дело. Т. 1. Николай Вагнер

вёрст семь.

      – Сколько от вас до станового? – спросил я их.

      – До станового?

      Мужичок начал чесать себе, где следовало, и вопросительно глядел на двух других.

      – До станового нашего… будет вёрст 40, – сказал другой мужичок и снял шапку, – а до ейных… будет 10!

      И он ткнул пальцем вперёд.

      – До каких, до ейных?

      – До ейных… Клупиинских…

      Оказалось, что деревня Охлёбово была в другой смежной губернии, но я сказал, чтобы меня везли к ним в деревню, сел на одни роспуски, крепко ухватился за какие-то перекладины, мужичок поддерживал меня одной рукой, и мы отправились.

XII

      В деревне мужички добыли мне какую-то чуйку, черные плисовые штаны и сапоги. В таком наряде я отправился к «ейному» становому, в Клушино. Как я ни торопил, ни упрашивал мужичков, но этот визит или представление могло состояться только на другой день. Мужички все в один голос доказывали мне, что им нельзя везти к становому в другую губернию, хотя и смежную, но я лаской и угрозой и чуть не слезными просьбами упросил.

      – Мотри, барин! Не выдавать! Не сказывай, что я тебя возил! – твердил мне мой возница.

      Выехали мы вечером и приехали в Клушино ночью. Я всё-таки отправился к становому, но становой, оказалось, уехал утром весьма поспешно в село Светлые Ручьи, где был праздник. До села было пятьдесят вёрст.

      Никто не взялся везти меня туда.

      Припоминая все перипетии этих странствований, я даже теперь, спустя более тридцати лет после всего прожитого, вспоминаю о них с невольною дрожью в сердце.

      Я прождал в Клушине целых трое суток. В эти дни я жил и питался, благодаря бескорыстному гостеприимству русских мужичков. Впрочем, я почти ничего не ел.

      Становой, к удивлению моему, принял меня очень любезно и тотчас же распорядился заложить новую тройку в свой тарантасик.

      – Необходимо-с ехать тотчас же, – сказал он, – немедленно-с… По горячим следам-с. На месте составим протокол. Не угодно ли-с вам… У меня есть партикулярное платье-с! – предложил он, косясь на мою чуйку.

      Я поблагодарил и отказался.

      Живо собрали понятых, захватили писаря и отправились.

XIII

      Помню, день был необыкновенно знойный, мглистый. В воздухе пахло гарью.

      Всю дорогу (вёрст сорок) я был в сильном волнении. Каждый раз, как я обращался к моему сердцу с вопросом: жива ли моя мать? – оно отвечало успокоительным боем. Я. воображал себе разные хитро сплетенные случаи, которые могли её избавить от катастрофы. Наконец, я даже начал сомневаться: да ломились ли, полно, ко мне в мою комнатку на мельнице? Может быть, все дело лишь возбуждение молодой крови, молодого мозга. Все мне пригрезилось спросонья, и я убежал просто от призрака, созданного собственным воображением, а теперь, может быть, мать ищет меня, ищет повсюду. Может быть и погоня, которая так напугала меня, была послана за мной именно моею матерью?

      Мы начали спускаться к реке. Жар уже спал, оводы немного утихли, но в воздухе ещё сильно пахло гарью. Последние две-три версты дорога была отвратительная.

      Чем ближе мы