Девяносто третий год. Виктор Мари Гюго

Чем он занимается? Что с ним сталось?

      – Он ничем не занимается, так как его убили.

      – Убили? Когда? Где?

      – Три дня тому назад, в рядах ополчения.

      – Кто же его убил?

      – Не знаю.

      – Как, ты не знаешь, кто убил твоего мужа? По крайней мере, был ли это синий, белый?

      – Не знаю. Я знаю только, что он был убит выстрелом из ружья.

      – Три дня тому назад, говоришь ты? Но в каком месте?

      – Около Эрнэ. Мой муж был убит в сражении. Вот и все.

      – А с тех пор, как муж твой умер, что ты делаешь?

      – Вот, несу моих малюток.

      – Куда же ты их несешь?

      – Куда глаза глядят.

      – А где же ты ночуешь?

      – Под открытым небом.

      – Чем ты питаешься?

      – Ничем.

      Сержант повел своими усищами и переспросил:

      – Ничем?

      – То есть терновыми ягодами, ежевикой, морошкой, которые остались от прошлого года, черникой, молодыми побегами папоротника.

      – Только-то? Ну, это все равно, что ничем.

      Старший из мальчиков, должно быть, поняв, о чем шел разговор, пролепетал:

      – Есть хочется!

      Сержант вынул из кармана кусок черного хлеба и подал его матери. Та разломила кусок пополам и отдала по куску каждому из мальчиков, которые с жадностью принялись его есть.

      – А для себя она ничего не оставила, – проворчал сквозь зубы сержант.

      – Значит, не голодна, – заметил один из солдат.

      – Нет, это значит, что она мать, – возразил сержант.

      – Я пить хочу, – заговорил один из мальчиков.

      – Я пить хочу, – повторил другой.

      – Да ведь в этом чертовском лесу нет даже и ручейка, – сердито произнес сержант.

      Маркитантка сняла со своего пояса медную чарку, прицепленную рядом с колокольчиком, отвернула кран жбана, висевшего у нее через плечо, наполнила чарку и поднесла ее к губам детей. Старший хлебнул и скорчил гримасу. Младший хлебнул и выплюнул.

      – Что же вы? Ведь это же вкусно, – сказала маркитантка.

      – Это что такое? Горлодер? – спросил сержант.

      – Да, и притом первого сорта. Но ведь они мужичье! – и она сердито вытерла чарку.

      – Итак, сударыня, – снова начал сержант, – ты таким образом спасаешься в лесу?

      – Что же делать! Я бегу, пока хватает сил, потом иду потише, потом падаю.

      – Вот бедняга! – проговорила маркитантка.

      – Кругом дерутся, – пробормотала женщина. – Отовсюду только и слышишь, что ружейные выстрелы. Я не знаю, чего им друг от друга нужно. У меня убили мужа, – я смогла понять только это.

      – Что за глупая вещь война, черт побери! – воскликнул сержант, стукнув о землю прикладом своего ружья.

      – Прошлую ночь мы переночевали в мшиннике, – продолжала женщина.

      – Как в мшиннике? Быть может, в дупле? Значит, вы все четверо ночевали стоя?

      И он продолжал, обращаясь к солдатам:

      – Ребята, эти дикари называют