Домбайский вальс. Юрий Алексеевич Копылов

скорей всего, построите, да мы-то этого не увидим. Нам бы с тобой, Натан, годков по двадцать скостить назад, тогда да, куда ни шло. А так – нет. Верно я говорю?

      – Верно, Григорий Степанович, ой как верно, – ответил воодушевлённо Левич, польщённый высоким вниманием, наливая в стакан, из которого пил коньяк, шипучий боржом. – С врачом у меня запятая. Боже ж мой! За что, я знаю? Тот, прежний, пьяница, а эта – вертихвостка. Одни мужики у неё в голове. Глаза красивые, спору нет. Но ей они нужны не для того, чтобы больных лечить, а чтобы ими стрелять. Хочет подыскать себе богатого мужа известной личности. У нас ведь тут всякие бывают: и академики, и режиссёры.      – Вон какой совсем седой стал, – показал Лашук на свою потяжелевшую голову. – Есть люди, благородно седеют – с висков. А я, как говорится, сразу по всей башке занялся. Не успеешь оглянуться, как придёт она, костлявая, постучит костяшкой по темени и скажет: финита ля комедия…

      Солтан воспользовался грустной минутой, нырнул под стол, достал оттуда ещё одну бутылку коньяка, торопливо выдернул пробку, предварительно пощекотав её штопором, и разлил по стаканам коньяк. Затем он очень торжественно поднялся и произнёс витиеватый кавказский тост:

      – Дорогие дурузья! Наш горный народ – ощень гостеприимный народ. Наш край – ощень богатый край, самый красивый край. Я думаю, в хорошее место пылахой щеловек не приедет. Как этот скыромный бокал открыт горным вершинам, где парят орлы, так пусть и наши сердца будут открыты друг другу. С этим маленьким бокалом, но с большим чувством уважения и признательности я поднимаю свой стакан за наших дорогих гостей. Которые к нам приехали на Домбайскую поляну. – Солтан повёл своим стаканом в сторону Лашука и Шувалова, каждому из них почтительно кивнув, чтобы было понятно, кого он имеет в виду. – Пусть в вашей кипущей жизни будет удача, пусть всё будет хорошо и счастье. Пусть вы, Григорий Степанович, и вы, Андрей Николаевич, ваши родные, белизкие и дурузья не знают горя никакой. Пусть будет успех. И пусть мы не раз соберёмся за этим столом. Пусть будет мир во всём мире. Саулук ючун! Это по нашему, на карачаевском языке, значит: за здравие.

      Только после того, как Солтан всё это произнёс с самым серьёзным видом, он широко и всеобъемлюще улыбнулся, осветив стол сиянием своих золотых зубов, и стал похож на большого ребёнка.

      – Выпьем, Андрюша? За нас! – подмигнул Лашук, скривив рожу лица хитрым юмором.

      – Выпьем, Гриша! – весело ответил Шувалов, подмигнув навстречу.

      Они чокнулись, немного пролив коньяк на скатерть. Выпили. Каждый по-своему: Лашук залпом, как водку, Шувалов – смакуя, размазывая коньяк по нёбу и вкусно причмокивая.

      – Сейчас будет горящий шурпа и холодный айран, – сообщил Солтан значительно, как будто объявлял нечто крайне важное. – Голова сразу свежий станет. Как сытёклышко, ол-лай.

      Лашук наконец опьянел по-настоящему и стал клевать носом. Он уже не мог постоянно притягивать свою нижнюю губу и водворять её на место.

      – Ладно. Шут с вами, – проговорил он, преодолевая