А мы до невесомости крылаты… Девочка Грусть. Марина Александрова

лист.

      И смело – в путь, в другую жизнь,

      Где каждый – друг для друга создан,

      Где мы нужны, как свет и воздух,

      Нужны как самый главный смысл.

      Если есть ад…

      нет равнодуший безжалостней твоего…

      если есть ад, то он здесь – под ребром, как язва.

      хрупкие женские стали моим каркасом,

      только дрожат под объёмным воротником.

      нет, я держусь, уверяю тебя – держусь.

      ты говоришь, тараканы мои достали…

      только они, в голове у меня – стихами —

      не тараканы, а шайка нетрезвых муз.

      только обычно, когда ты выходишь в дверь,

      я начинаю назло выходить из окон.

      нет равнодуший острее разбитых стёкол…

      если есть ад, ты попробуй его измерь

      битым стеклом, километрами всех орбит,

      даже своим равнодушием, необъятным…

      кутаю хрупкие женские в плед заката —

      в незастекленном аду – под ребром сквозит…

      Зима нас приказала брать живьём

      Зима нас приказала взять живьём…

      На дне души спрессованы обиды,

      И хочется засыпать стрептоцидом

      Всё то, что кровоточит февралём.

      Рассвет, сорвавшись с неба на балкон,

      Внушает мне, что жизнь во всём прекрасна,

      И новый день, светло и громогласно,

      Сквозь форточки, врывается в мой дом.

      И всё спешит – родиться, умереть,

      Оставив, после, горсть воспоминаний,

      А я всё жду того, что будет с нами,

      Чтоб со спокойной совестью стареть.

      Зима нас приказала остудить

      Бессмысленным отсутствием друг друга.

      И нас расставив – каждого в свой угол,

      Не думает куда-нибудь спешить.

      Закат ручьём стекает за балкон,

      И день, неслышно, в небе умирает,

      А ночь во мне тоской произрастает,

      Как будто прорезаясь сквозь бетон.

      Зима нас приказала брать живьём,

      Разняв, февральским ветром, наши руки.

      И мы сдались. Сердечные недуги

      В нас больно кровоточат февралём.

      моя Москва и твой Берлин

      Под мелкие дожди, весна в Берлине,

      И ситцевое небо – в лоскуты.

      Весна в Москве. И сумерки густы,

      Но свод небес ещё прозрачно-синий.

      Как пледом, ночь, укроет наши спины,

      И высушит промокшие зонты.

      Апрель в пути. А мы – стихами живы,

      Не веря в расстояния Земли.

      Ветра на небо тучи сволокли —

      Столицы наши серы и дождливы.

      А там, где мы – дороги и обрывы —

      Пути, мостами, к ночи развели.

      Накинув серый плащ, Берлин – в тумане.

      Москва – в огнях. Но что нам до столиц,

      Когда так много жизненных страниц

      Исписано весенними дождями?

      Когда приходишь ты ко мне стихами,

      Водой стекает ночь с моих ресниц.

      И, кажется, весна – не только в мире,

      Но даже в сердце, как адреналин.

      И танцы звёзд –