Чехова, 16. Кир Фадеев

монеты.

      Сеня мысленно улыбнулся, посчитав это хорошим знаком, и вежливо спросил:

      – Как я понимаю, вы не только торгуете, но и покупаете?

      Толстый немолодой мужчина, с хомячьими щеками и жиденькой бородкой, степенно кивнул. Его морщинистое лицо выражало этакое ленивое презрение, всем своим видом он давал понять, что не желает иметь дела с каким-то растрепанным мальчишкой в драном свитере и потертых штанах.

      – Видите ли, – продолжил Сеня, доставая одну монету, – у меня тут есть кое-что, и я хотел бы это продать. Вот, посмотрите…

      Сеня продемонстрировал регал, положив его на прилавок. Мужчина мельком взглянул на медяк, пожевал губами и вновь уставился на Сеню. Водянистые голубые глаза выражали плохо скрываемое недовольство. Сеня понял, что избрал неверный подход, и вся операция вот-вот полетит к чертям.

      – Ты наверно в первый раз, да? – хмыкнул продавец, небрежно отталкивая медный кругляшок подальше от себя.

      – Вы о чем? – нахмурился Сеня.

      Толстяк демонстративно достал телефон, и положил трубку перед собой. Затем с усмешкой проговорил:

      – Ты пришел сюда с краденным у кого-то добром и пытаешься спихнуть его мне, будто я такой же прохиндей, как ты. Что тут непонятного?

      Сеня открыл было рот, чтобы возразить, но продавец продолжил с нажимом:

      – А я уж думал, все воры и жулики района давно поняли, что чужого мне не надо. – Он взял телефон в руки и показал его Сене: – Забирай свою мелочь и проваливай отсюда, пока я ментов не вызвал. Считаю до десяти…

      Сеня испуганно схватил регал и поспешно направился к выходу. У самых дверей он будто ударился в невидимую стену и замер. Осознание этого момента, как решающего и, возможно, судьбоносного, заставило собрать волю в кулак. Сердце гулко застучало в груди, в горле пересохло, но Сеня не обратил на это внимания. Повинуясь внутреннему импульсу, он вытащил все монеты из кармана и уверенным шагом направился назад к прилавку.

      Прежде, чем продавец успел что-либо сказать, Сеня швырнул медяки на столик и отчеканил сквозь зубы:

      – А теперь послушай ты, толстяк. Мой папаша бухает, как бульдозер. Он напивается почти каждый день, пьет до беспамятства так, что не узнает собственную семью. И когда он ночью заваливается домой, не дай боже попасться ему на глаза.

      Сеня задрал свитер, показывая продавцу шрам на боку.

      – А моя мать, – продолжал он сочинять на ходу, – пашет в две смены за копейки. И все ее деньги уходят на мою младшую сестру, которой скоро исполнится годик. Она еще слишком мала и не знает, каким жестоким может быть наш папочка.

      Сеня ткнул пальцами в разбросанные медяки и подался вперед:

      – Эта хрень лежит у нас в шкафу, сколько я себя помню. Мол, семейная реликвия, подарок прабабушки… Я уже три дня не ел нормальной еды, мужик. Я жить хочу! Уверен, что эти самые железки тот еще антиквариат. Так что будь добр, вглядись в них получше и купи.

      Повисла