Янтарь и рукописи не горят. Роман. Валентин Владимирович Пономаренко

помощи? Нет, господа, всё это было продиктовано Сверху, Оттуда, а может и Им Самим! Я прочёл всю рукопись и знаю, что будет дальше. Такое, человек придумать не мог.

      А значит, это и есть та рукопись, которая никогда не сгорит, которая останется вечной, и читать её будут всегда и все.

      И раз она дарована Сверху, её опубликуют, несмотря ни на какие запреты, цензуру и катаклизмы. Уж об этом я позабочусь!

      Да, чуть не забыл, я поселился в «Астории», в номере 412.

      И ещё, не пройдёт и года, как Вы вернёте городу старое название, то самое, что придумал царь Пётр. Поверьте, я знаю, что говорю. Об этом очень просил меня Пётр!!!

      Но самое загадочное в этой истории, состоит в том, что роман ещё не написан, новый автор начнёт его писать только через десять лет. Его нет, а то, что Вы попытались прочитать – предостережение. Прощайте, хотя, возможно, мы ещё встретимся и не раз.

      Валаам медленно окинул парк своим холодным взглядом и стал тихо растворяться, а потом исчез совсем. Как исчез? А чёрт его знает, взял да и пропал.

      Вместе с ним пропала и скамейка. Литераторы бухнулись на траву и…

      – Эй, мужики, а ну вставайте, – загудело в головах, и в парковой тиши возникли два милиционера.

      – Во, напились, бутылку коньяка выдули, прямо в Летнем саду, ни стыда, ни совести.

      На траве лежала пустая бутылка армянского коньяка, какая-то книга, два гранёных стакана и пустая баночка «Бычков в томатном соусе», – классика советского потребления алкоголя, по ниспадающей: от руководителей до инженеров и, аж до рабочего класса.

      Сержант поднял книгу в красивом переплёте.

      – «Мастер и Маргарита», какой-то Булгаков, – прочитал служитель закона, – что-то иностранное.

      Он развернул обложку, дарственная надпись гласила: «Дорогому другу и лучшему Главному редактору от коллеги и товарища Семёна Ильича! С Днём Рождения! 22 июня 1990 года». А ниже, уже на иностранном языке одна фраза: «Memento mori» Walaam!

      – Так Вы тут День Рождения, значит, отмечали, хороши, голубчики! Придётся проехать с нами… в вытрезвитель. Насколько я помню, со слов Никулина, это переводится, как: «Моментально, и в море».

      – Ну, что ты, – поправил лейтенант, – это переводится с латыни, как: «Помни о смерти!», Кто-то, кого-то предупреждает.

      Главный редактор забегал глазами, а после выпалил:

      – Какой День рождения, я родился в январе, что Вы несёте? Вот паспорт, посмотрите, посмотрите, – пробормотал он и открыл краснокожую паспортину.

      Его глаза просто округлились, лицо покраснело, а губы промямлили:

      – Родился 22 июня…

      Да, это была белая ленинградская ночь.

      Самая короткая ночь лета…

      Ах, как хочется поддаться соблазну и написать современное продолжение романа Булгакова. Но, нет, нет, нет, … не буду. Лучше не получится, а повторять двух писателей, что в начале девяностых это проделали, написав два романа о Воланде и его свите в перестроечное время, не стану.

      Нет,