Норвежская народная душа в свете германского духа (Антропософский очерк). Ольга Рёснес

перед истиной парадно-массовой показухой и громкоголосным пустословием. Не хватало только режущих пируэтами воздух военных самолетов и вечернего, во все небо, салюта.

      Тысячи голосов, скандирующих одно и то же: «Улицы Осло полны любви!», розы, флаги, решимость всеми вместе отстоять «правое дело». Именно эта любовь-ненависть годится, согласно Марксу, для объединения в пролетарские стада и стаи всех тех, кто вовсе не имеет никаких мыслей: вожделение к корпоративу, неприятие тех, кто опирается исключительно на самого себя. Сквозь эту показательную сплоченность проступает паническое нежелание прикоснуться к той суровой и требовательной истине, которой попросту нет места в сегодняшней «культуре благоденствия». Родители, потерявшие детей, хотят ли они знать об истинных причинах их гибели? Они ведь, родители, и сейчас думают что продавать свою, накопленную столетиями и трудом многих поколений культуру, это нормально, главное – продать выгодно. Этот совершенно не норвежский менталитет преуспевающих троцкистских комсомольцев и есть причина их смерти на острове Утойя. Показательно, что никто из родителей не остался сидеть дома и скорбеть о случившимся наедине с собой и своим внутренним чувством правды: люди сбились в толпу и требуют… огромной денежной компенсации! Для сравнения: в «обычных» случаях родственникам убитого выплачивается примерно двести тысяч крон (около полутора миллионов рублей), в данном же, «особом», случае речь идет о компенсации в несколько миллионов крон: троцкистская комсомольская элита стоит куда дороже простых граждан. Это так по-марксистски, назначать цену товару.

      Товарищ Троцкий, впрочем, остался бы доволен: сразу после бойни на острове Утойя марксистское правительство Норвегии организует «группы наблюдения за населением», в состав которых входят полицейские и психологи, и это ни что иное, как тайная полиция, впервые за всю историю страны. То есть по малейшему подозрению (донесению) на дом к человеку может явиться полиция и снять с него «мерки». На практике дело выглядит так, что «приезжих» – насилующих, убивающих, грабящих – полиция особенно не беспокоит, тогда как в отношение этнических норвежцев власти применяют весьма жестские меры, вплоть до выселения с места жительства, значительных денежных штрафов, конфискации средств связи и запрета на пользование социальными сетями. Эти чисто внешние превентивные меры не могут повлиять на внутреннюю активность личности, которая по своей духовной сути «не от мира сего». Но поставить личность в условия повседневного, «хронического» выживания, в чисто экономический тупик с долгами и растущими налогами, дело совершенно обычное в обществе «всеобщего благоденствия».

      Тут важно помнить, что мы имеем дело как раз с демократией, с ее законным противодействием знанию истинного положения дел. В чем же тогда ее, демократии, суть? А суть эта в эгоизме уменьшенного до повседневной функциональности «я», прячущегося за точно такое же соседское