Перстень Лёвеншёльдов. Шарлотта Лёвеншёльд. Анна Сверд (сборник). Сельма Лагерлёф

Ведь не из-за него вы не отваживаетесь поехать к нам? – спросила девочка.

      – Что такое ты говоришь, детка? – удивился пастор. – Что это за Бенгт-силач, о котором ты толкуешь?

      – А тот самый, кто подстраивает так, что все у нас не ладится.

      – Вот как, – протянул пастор, – вот как. Стало быть, это тот, кого зовут Бенгт-силач?

      – А разве вы, досточтимый господин пастор, не знаете, что это он поджег Мелломстугу?

      – Нет, об этом мне слышать не приходилось, – ответил пастор, но сразу же поднялся с места и взял свой требник и небольшой деревянный потир, которые всегда возил с собой, когда ездил по приходу.

      – Это он загнал матушку в озеро, – продолжала девочка.

      – Худшей беды быть не может! – воскликнул пастор. – А он жив еще, этот Бенгт-силач? Ты видала его?

      – Нет, видать-то я его не видала, – отвечала она, – но, ясное дело, жив. Это из-за него нам пришлось перебраться в лес и жить среди диких скал. Там он оставил нас в покое до прошлой недели, когда батюшка рубанул себе по ноге топором.

      – И в этом тоже, по-твоему, виноват Бенгт-силач? – совершенно спокойно спросил пастор, но сразу же отворил дверь и крикнул работнику, чтобы тот седлал коня.

      – Батюшка сказал, что Бенгт-силач заговорил топор, а не то бы ему ни в жисть не повредить ногу. Да и рана-то была вовсе не опасная; а нынче батюшка увидал, что у него антонов огонь в ноге. Он сказал, что теперь-то уж непременно помрет, потому как Бенгт-силач доконал его. Вот батюшка и послал меня сюда и наказал передать, чтобы вы сами к нему приехали, и как можно скорее.

      – Ладно, поеду, – сказал пастор.

      Пока девочка рассказывала, он набросил на себя дорожный плащ и надел шляпу.

      – Одного я не могу понять, – сказал он, – с чего бы этому самому Бенгту-силачу так донимать твоего отца? Уж не задел ли его когда-нибудь Борд за живое?

      – Да, от этого батюшка не отпирается, – подтвердила девочка. – Только чем он обидел его, о том батюшка ни мне, ни брату не сказывал. Сдается мне, что об этом-то он и хотел поведать вам, досточтимый господин пастор.

      – Ну, коли так, – сказал пастор, – надо поторопиться.

      Натянув перчатки с отворотами, он вышел вместе с девочкой из дому и сел на лошадь.

      За все время, пока они ехали к пастушьей хижине в лесу, пастор не проронил ни слова. Он сидел, раздумывая о всех тех диковинах, о которых порассказала ему девочка. Сам он на своем веку встречал лишь одного человека, прозванного в народе Бенгтом-силачом. Но ведь может статься, что девочка говорила не о нем, а совсем о другом Бенгте.

      Когда пастор въехал на сэттер, ему навстречу выскочил молодой парень. То был сын Борда Бордссона – Ингильберт. Он был несколькими годами старше сестры, такой же рослый и крупный, как она, и схож с ней лицом. Но глаза у него были посажены глубже, а вид – вовсе не такой прямодушный и добросердечный, как у нее.

      – Далеконько вам было ехать, господин пастор, – сказал Ингильберт, помогая пастору спешиться.

      – О