Гураны. Исчезающее племя. Владимир Рукосуев

возвращался на отару.

      На следующий учебный год мы переехали в новый интернат.

      Это уже совершенно другое дело. Комнаты на 3—4 человека, столовая, комната для занятий. Цивилизация. Но удобства во дворе. А об ином и взрослые, побывавшие в городах, рассказывали как о курьезе – дескать, дома гадить ходят, свиньи.

      Нас в комнате было трое. Вначале решили поиграть в демократию и расселили всех по собственному желанию. Потом пришлось вмешиваться и расселять. Причин несколько. В основном, неравенство в распределении обязанностей. В нашей комнате, например, был староста, заместитель и дежурный. На постоянной основе. Пока дежурный не попросился в другую комнату. Подселили такого, что дежурить пришлось по очереди.

      ГЛАВА 12. ВОСПИТАНИЕ

      Изменения произошли после очередной выходки пьяного отчима, которая повлекла за собой едва не трагедию. Вообще-то это, строго говоря, преступление, но в нашей российской действительности до сих пор именуется семейным дебошем.

      Было это в выходной, отчим напился и в какой-то момент решил, в ответ на мой неодобрительный взгляд, выяснить степень моей к нему симпатии. До этого успел поколотить мать, перепугав детей. Происходило все в землянке 3 на 4 метра, зимой, спасаться было негде. Из людей в километре в бригадном домике временно жили три механизатора, которые пьяного отчима боялись как огня. Сколько мне было в пятом классе? Лет двенадцать. От первого же удара я потерял сознание. Очнулся, когда надо мной с ковшом воды стояла мать, а отчим бил себя в грудь и кричал, что он не достоин жизни. Кураж навел его на мысль, что жизни должен лишить его я. Он зарядил ружье, дал его мне и приказал стрелять. Перепуганный, я отказывался. Но он не любил когда перечат, а понуждать привык только силой. В общем, избиение продолжилось. Когда я очнулся в очередной раз, то в ответ на приказание в каком-то ступоре в полубессознательном состоянии, выстрелил. С диким криком, что убедился в своей правоте, он выхватил ружье и ударом приклада в лоб уложил меня на месте. Патрон оказался холостым, каких много снаряжалось для отпугивания волков.

      Очнулся весь в крови на полу, мать лежала без сознания, девочки забились в угол, даже не плакали. Отчима не было. Надо было что-то делать. Попробовал встать и не смог, был очень слаб. Выбрался на улицу и где ползком, где на полусогнутых, добрался до бригадного домика. Мужики еще не спали, кое-как обмыли меня, чем-то перевязали (кость проломлена, шрам на лбу остался на всю жизнь), согрели. Но идти к нам на помощь наотрез отказались. Чуть оправившись, я побрел обратно. Отчима не было, мать затирала следы побоища, увидев меня, чуть снова не упала в обморок, заплакала. Не плакала никогда, даже когда отчим немилосердно избивал ее. На моей памяти второй раз. И прошлый раз по такой же причине.

      После второго класса, в первый день летних каникул, я босиком напоролся в траве на рваное листовое железо.