Где-то в Конце Времен. Кинороман. Отто Мюльберг

смысл происходящего граничит с фарсом. С другой стороны, если это ритуал, то нас с детства учили уважать чужие убеждения.

      – Идолам не поклоняюсь. Это не гигиенично.

      – Говорил ли хулу на Творца?

      – Нет! – Я вообще о нем ничего никогда не говорил.

      Дальше я мгновенно сознался, что никогда не мучил животных, не совершал убийства, не думал о суициде, не воровал и даже не совершал фактического прелюбодеяния (по причине отсутствия у левиафанитов брака), а также избрал справедливый суд в лице непредвзятого и лишенного эмоций компьютера, который с этой задачей отлично справляется уже лет двести.

      Дедушка Велвел с чего-то грустно вздохнул, а эстафету подхватил Лева.

      – Что ты сделаешь, если ты вдруг узнаешь, что твой отец покинул тебя и не вернется?

      – Знаешь, Лева, наверно поплачу.

      – А если найдешь этому виновных?

      – Пойду в ПСС, а если будет нужно – к самому адепту Илаю. Я занудам такого не прощу, это наш планетоид, на своей земле пусть что хотят, то и делают, а тут им не место, чтобы людей взрывать.

      – Вот и иди к нему, Вилли, нечего по подполам отсиживаться, – радостно улыбнулся дедушка Велвел и мягко, но настойчиво, вытолкал меня за дверь.

      Вы что-нибудь поняли? И я – нет. Загадочные люди эти евреи.

      8

      Адепт Илай жил, как и подобает человеку-легенде, в мраморном дворце в греческом стиле с золотым куполом. Я пару раз проезжал мимо, но никогда прежде не пытался попасть на прием к владыке нашей теократии. Не по причине его недоступности, а просто за ненадобностью. Вход-то к нему всегда открыт для любого, главное соблюдать регламент.

      Во дворец вела широченная лестница, на которой мониторились пошаговые правила аудиенции, всего пять штук: «Вход строго по одному», «На прием по изменению личного договора люди в нетрезвом виде не допускаются», «Вытирайте ноги», «Вопросы договоров модифицированных граждан не рассматриваются», «Подумай еще раз!».

      Сильно нервничая, я вытер ноги и вступил под литой золотой свод дворца-храма.

      Его преподобие, обложенный со всех сторон шелковыми подушками, лежал на троне размером с половину футбольного поля и храпел так, что висюльки на люстре качались. Рядом с необъятным телом адепта по заключению договоров стоял очень прозаичный пакет с молоком и тарелка с печенюшками. Во всем этом чувствовалась какая-то издевка и над дворцом, и над посетителем.

      Зазвонил колокольчик, и адепт изволил открыть один глаз, рассматривая меня безо всякого интереса.

      – Вопрошай, отрок. Ты по договору или по личному?

      – По личному, ваше преподобие. Вчера во Фликс-Тауне баалиты похитили, а может быть и убили моего отца, Гюнтера фон Бадендорфа.

      Адепт Илай колыхнулся и открыл второй глаз.

      – Так-таки похитили и убили?

      – Да, ваше преподобие.

      – Прямо во Фликс-тауне?

      – Да, ваше преподобие, и дом взорвали.

      – Гюнтера