Этнопсихологическая самозащита и агрессия. Альберт Налчаджян

есть люди, которые берут на себя роль сумасшедших. Наподобие Фальстафу, они выполняют роли идиотов для того, чтобы выжить и вслух сказать несколько истин, которые для нормального человека сказать опасно.

      Т. Шибутани и К. Кван, обсуждая данный вопрос, приводят пример представителей самой низкой касты в Индии – неприкасаемых, которые, как и негры, маскируют свой гнев под личиной сумасшедшего (клоуна, мимоса). Играя такие роли, они даже приобретают ряд таких благ, которые недоступны другим людям. Это маска, которую швыряют в сторону, когда такие люди оказываются лицом к лицу с членами своей этнической или кастовой группы[79].

      Такие же роли выполняют цыгане, юродивые в России и представители других социальных, расовых и этнических меньшинств. Все они, эти странные роли, по нашему мнению, имеют еще одну общую особенность: они играют мазохистические роли. Выполняя их, человек добровольно ставит себя в состояние отвергаемого, презираемого, становится объектом насмешек и т. п. Это не просто само-агрессия. Это позиция добровольной жертвы, которая вызывает на себя агрессию других.

      § 3.4. Этнозащитные механизмы в художественном творчестве преследуемых народов

      Защитные тенденции и работу этнозащитных механизмов можно видеть и в результатах художественного творчества притесняемых, гонимых народов и этнических меньшинств. Творческая работа дает возможность человеку выражать ряд защитных тенденций, мотивы и механизмы. Психологический анализ художественной литературы является одним из многообещающих путей познания психического склада и характера той нации, представители которой создали ее. Причем, имея в виду ориентированность художественной литературы на личность и межличностные отношения, мы считаем, что ее анализ обещает принести богатые знания об этнозащитных механизмах. В этнической психологии уже проведены некоторые исследования такого рода.

      Художественная литература описывает человека, его типы, и очень полезно знать, в какой мере они стереотипны (т. е. писатель осознает и описывает тот стереотип, который уже есть у этой нации), и в какой – результат творческой работы воображения, идеал, который хотел бы видеть воплощенным среди представителей своего народа, и хотел бы внедрить свой идеал в жизнь. Недаром путем анализа художественной литературы разных писателей и народного творчества, некоторые западные исследователи пытаются составить себе представление о национальной психологии русского[80] и других народов[81].

      Литература протеста тоже в основном имеет защитную природу – мотивацию и содержание. Исследователи в этой связи упоминают шедевр чешской литературы – роман Я. Гашека “Приключения бравого солдата Швейка”, в котором пером сатирика и юмориста описываются европейские армии, изображаются карикатурные образы эксплуататоров и т. п. Из подобных произведений многое можно почерпнуть для развития

79

См.: Shibutani T. and K. M. Kwan, Op. cit, p. 305.

80

Такая, правда, неудачная попытка предпринята, например, в следующей книге: Ранкур-Лаферрьер Д. Рабская душа России. Проблемы нравственного мазохизма и культ страдания. Москва, Арт-Бизнес-Центр, 1996.

81

См.: Benedict R. The Chrysanthemum and the Sword. Patterns of Japanese Culture. Boston, 1946.