Жена моего мужа. Джейн Корри

если Лили с золотыми волосами скажет маме, что вовсе не дарила ей гусеницу Чарли?

      Поздно: мама уже написала записку и подсунула Лили под дверь. Вечером в субботу Карла ворочалась на своей узенькой кровати с простым распятием на стене, сделанным из дерева со Святой земли. Бедный Чарли тоже боялся.

      – Я не хочу тебя покидать, – говорил он.

      Проснувшись утром, Карла увидела над собой сияющие мамины глаза.

      – Эта милая леди и ее муж возьмут тебя на денек. Ты должна хорошо себя вести.

      Ура!

      Сердце Чарли колотилось, пока они шли по коридору. Сердце Карлы тоже.

      Пожалуйста, пусть никто ничего не узнает!

      – Я постараюсь прийти побыстрее, – говорила мама, обращаясь к Лили. – Вы так добры! Спасибо за подарок, который вы ей купили!

      Наступила тишина – такая громкая, что ее слышали все. Карла медленно подняла глаза и встретилась с Лили взглядом. Соседка была в брюках, в которых ее бедра казались очень широкими, и даже губы не накрасила. Карла инстинктивно поняла, что она не та женщина, которая станет лгать.

      – Подарок? – медленно повторила Лили.

      – Гусеницу-пенал, – сказала Карла дрожащим голосом, глядя Лили в глаза и скрестив за спиной пальцы. – Вы купили его мне после больницы, чтобы я успокоилась, помните?

      Снова молчание. Пальцы Карлы свело от попытки сжать их крепче. Наконец Лили кивнула:

      – Ах да, конечно. Ну, проходи. Мы с тобой затеем пирог. Ты любишь печь пироги?

      Мама вздохнула с облегчением, и они с Карлой наперебой затараторили:

      – Она обожает готовить!

      – Люблю, люблю!

      И занятий сегодня нет, сказала себе Карла, вприпрыжку вбегая в квартиру Лили. Какой исключительный день! Они с Лили рассыпали по полу муку, пока взвешивали ингредиенты для теста, но ее новая подруга не рассердилась, как сделала бы мама. Ей не нужно было «немного отдохнуть» с мужем, высоким дядей Эдом, который сидел в углу и что-то черкал в альбоме. Сперва Карла перед ним робела – Эд походил на киноактера из журналов, которые Ларри приносил маме. Волосы у него были как у Роберта Редфорда, одного из любимых маминых героев.

      Карла всполошилась, когда Эд неприятным, скучным голосом спросил у Лили, куда она опять переложила его краски, – такой голос бывал у Ларри, когда он заглядывал к Карле и видел, что она еще не спит. Но затем Эд спросил, можно ли нарисовать Карлу, и лицо у него было другое. Намного счастливее.

      – У тебя такие чудесные волосы, – говорил он, быстро взглядывая то на Карлу, то в лежавший перед ним альбом.

      – Мама мне их каждый вечер расчесывает по сто раз! Cento!

      – Ченто? – неуверенно повторил Эд, словно пробуя незнакомую пищу. Карла засмеялась над его акцентом.

      Никто не возражал, когда Лили предложила перекусить, хотя Карла и сказала, что не ест курятину, потому что в детстве у мамы в Италии была любимая курочка, а дедушка свернул ей шею, чтобы отпраздновать мамин день рождения.

      Карла учила Лили и Эда делать настоящую пасту вместо твердых