По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина. Анатолий Панков

Роман Карпель, добрейший человек, работал в «Московском комсомольце». Больше всего на свете он любил кошек. И при этом написал либретто оперы «Павлик Морозов». Третий – Борис Иоффе, он же Евсеев, – мог один выпустить целую газету. Партийная исполнительность уживалась в нем с талантом открывателя подлинных талантов, которым он, однако, не мог помочь.

      Закончу разговор о Карпеле. Юрий не знал, что «добрейший человек» и «любитель кошек» сочинял по просьбе КГБ, не догадывался? Или, по его мнению, это нормально, что всё уживается в одном человеке?

      Сам Юрий в эмиграции активно публиковался. Как следует из упомянутого интервью, свой роман о советских журналистах – «Ангелы на кончике иглы» он начал писать ещё в 1960-е годы:

      Служа в газете, ежедневно видя воздействие этого оружия, я хотел понять его сущность, описать тайны двора, нити, кухню, то, что американцы называют ноу-хау. Вот так рождались «Ангелы на кончике иглы». Играть я не хотел и писал, не рассчитывая на публикацию, – максимум правды.

      Чтобы его не застукали гэбисты, он, по его словам, прятал рукопись в металлическом контейнере, для которого сделал тоннель в гараже. В конце 1970-х вывез «Ангелов» за рубеж какой-то «отважный американец», спрятав рукопись в коробку из-под «Мальборо».

      О судьбе Дружникова после моего ухода из «МК», а тем более после моего отъезда из Москвы в Якутск, я ничего не знал. Лучше всего и точнее всего об этом, разумеется, рассказал он сам – в интервью хорватской журналистке Ирене Лукшич (1998 г.):

      Родился я и жил в центре старой Москвы. Меня, молодого писателя, воспитывали люди, которые вышли из лагерей после смерти Сталина, в том числе Копелев, Шаламов и Солженицын. Поэтому с самого начала писательской деятельности лучшие свои работы я прятал безо всякой надежды их опубликовать, а издавались детские книги, которые я писал шутки ради. С началом событий в Чехословакии в 1968 году мы решили, что следом за Пражской весной должна последовать Московская весна, но советские власти подавили Прагу и начали завинчивать гайки у себя дома. Об этом страшном времени тогда (1969 – 1976) я написал роман-хронику «Ангелы на кончике иглы», часть которого во время обыска у приятеля попала к надзирателям за мыслями.

      За диссидентские дела (письма протеста, публикации на Западе, работу в Самиздате) группу писателей-диссидентов одним списком в 70-е годы выкинули из Союза писателей, но коллег моих сразу выпустили за границу, а со мной изменили тактику. Не дали визы, не издавали, мстили за публикации за границей (били стекла, обворовывали квартиру, беря только рукописи, на допросах грозили лагерем и психушкой). Коллеги-эмигранты основательно осваивались на Западе, а я значительно тише действовал в Москве: открыл творческую мастерскую для писателей, потом Литературный театр вдвоем с киноактером Савелием Крамаровым, потом маленькое независимое издательство «Золотой петушок», – все разгонялось известным учреждением.

      Сперва вынудили печататься на Западе, а потом на очередном допросе в КГБ объяснили,